Провианта должно было хватить: в Орлеане хорошо знали, что англичане не станут обстреливать из пушек мост, по которому проходят обозы с юга. Это значило бы разрушать тот самый объект, который им так нужен. Но Солсбери ловко переправил на лодке на левый берег маленький отряд, который 21 октября захватил форт Ле-Турель. Дюнуа сам велел перерезать мост. Город оказался в полной изоляции.
Солсбери пришла злополучная мысль посмотреть самому на завоеванное. Прямо в череп ему угодило ядро; через три дня он умер. Поскольку за несколько дней до того он разграбил церковь Богоматери в Клери, французы пожелали увидеть в этом небесную кару. Саффолк и Талбот разделили командование между собой и усилили блокаду.
Система английских укреплений была построена напротив французской, блокировав даже вход на мост с левого берега. Их расположение было впечатляющим. И неадекватным. Англичане разместились в собственных бастидах, плохо связанных между собой, тогда как их задачей было взять орлеанские бастиды. Как недавно под Мон-Сен-Мишель, они рассчитывали на время. Но и Дюнуа тоже рассчитывал на время. А дублирование французских укреплений лишь удлинило периметр английских: у англичан стало недоставать людей.
Ключевой вопрос всякой осады — снабжение, было у осаждающих столь же плохим, сколь и у осажденных. После прохождения армии Солсбери в английские тылы вернулись арманьякские банды. Для провианта, предназначенного для осаждающих, опасными были дороги, провиант, подвозимый орлеанцам, с трудом преодолевал блокаду. А содержимое подвод, за которые сражались, в основном погибало в грязи: то, чего недоставало одним, не составляло для других повседневный стол.
«Дело селедок» в феврале 1429 г. закончилось тем, что французы опозорились, а осаждающие ничего не выиграли. Карл Бурбон, граф де Клермон, стоял с армией в Блуа, Он решил перекрыть путь селедочному обозу — как говорили, из трехсот подвод, — который Фастолф вел к Орлеану для пропитания осаждающих во время поста. Но Карл имел глупость бросить в бой своих шотландцев, не дождавшись вылазки орлеанцев, на которую мог рассчитывать и знал, что может. Англичане успели заметить его приближение и укрепились близ Рувре-Сен-Дени, укрывшись за подводами. Конница графа де Клермона стала посмешищем, дав себя перебить среди перевернутых бочонков с сельдями. Когда собирали раненых, те воняли селедкой. Дюнуа сам был ранен и едва не погиб. Что касается орлеанцев, вышедших навстречу Клермону, их спасло бездействие осаждающих, которые решили, что селедочный обоз прикрывать не надо, и остались у себя в бастидах, наблюдая за выходом и возвращением гарнизона.
Сам Клермон даже не вступил в бой. Он позволил действовать шотландцам. Однако он присоединился к выжившим бойцам армии Дюнуа, чтобы войти в Орлеан. Он не снискал себе в городе популярности и оставался там недолго. Но, уезжая, Клермон увел с собой остатки королевской армии.
Горожане остались одни, едва смея надеяться, что придет новая армия, чтобы снять с города осаду. Моральный дух упал ниже некуда. Осада не могла длиться вечно. Теперь защитникам не хватало провизии и боеприпасов. Но они знали, что сдача — это резня, пожар, грабеж. Они попытались найти нового защитника, вступив в переговоры с герцогом Бургундским. Карл VII был не в состоянии противиться — это было наименьшим злом.
Сентрай и несколько горожан приехали к Филиппу Доброму, чтобы предложить ему странную сделку: он договорится с англичанами сменить их под Орлеаном, и город ему сдастся. За исключением Дюнуа, все напрочь забыли, что есть еще и герцог Орлеанский.
Филипп Добрый согласился на сделку. Он приехал в Париж и пытался убедить Бедфорда. Регент к этой идее отнесся плохо.
Я был бы сильно разгневан, если бы облаву устроил я, а птички достались другому!
Хоть Бедфорд и отказывался делиться, Орлеан пока не был у него в руках, и положение осадной армии едва ли было лучше, чем у осажденных. Французы погибли среди селедок, но англичане этих селедок недосчитались. Спешно послали второй обоз. Ему подобным же образом перегородили дорогу крестьяне из Гатине. Под Орлеаном от войны устали так же, как и за стенами города.
Однако Дюнуа подумывал о капитуляции. Еще несколько дней, и англичане смогут починить мост. Они займут Аквитанию и Лангедок. Английская Гиень уже не будет изолированной. Буржское королевство погибнет.
Орлеанский бастард предавался этим размышлениям, когда узнал, что в Жьене видели странную девушку. Она послана Богом и идет повидаться с королем. Карл VII находился в Шиноне. Дюнуа спешно послал туда двух доверенных людей.
В Шиноне Карл VII тоже чувствовал усталость. Некоторые убеждали его покинуть родину: кто советовал двигаться в Дофине, кто — укрыться в Кастилии, кто — добраться до Шотландии. Как некогда Карл V, готовый покинуть Мо и уехать в Дофине за несколько часов до гибели Этьена Марселя, Карл VII готовился оставить королевство, которое считал потерянным.
Жанна родилась предположительно в 1412 г. Должно быть, теперь ей было восемнадцать лет или около того. Жан д'Арк, ее отец, был земледельцем, зажиточным крестьянином. Изабель Роме, ее мать, была женщиной набожной. Оба сохранили верность королю Франции Карлу VII. В Домреми, в королевском Барруа, это считалось нормальным. Несмотря на отдельные набеги англичан и бургундцев, которые нанесли изрядный ущерб и, в частности, сожгли Домреми в 1428 г., капитан Вокулёра Робер де Бодрикур считал свою шателению зависимой от Валуа. Островок верности в числе стольких прочих — вот что такое был Домреми.
В день, когда Жанна услышала небесные голоса, советовавшие ей повиноваться Богу, она взволновалась, но не удивилась. Она умолчала об этой вести. Ей тогда было двенадцать или тринадцать лет — возраст, когда не признают ничего. Когда эти голоса — святой архангел Михаил и две святые жены, Екатерина и Маргарита — открыли ей, что она должна изгнать англичан и короновать короля, Жанна все-таки осознала пределы своих сил. Она сделала вид, что ничего не слышала.
В конце концов она все же заговорила об этом со своим дядей. Тот привел ее к Бодрикуру. Бравый солдат посмеялся, а потом отослал прочь девушку, отнимающую у него время. В Вокулёре начались толки об осаде Орлеана. Это событие было достаточно важным, чтобы забыть о девице, несомненно, возбужденной, но не опасной.
Жанна вновь пришла к Бодрикуру почти тогда же, когда граф де Клермон вбил себе в голову идею перехватить селедок Фастолфа. Но на сей раз Божью посланницу сопровождали добрые люди из Домреми. Через год девушка говорила только о своей миссии; окружающие поддерживали ее. Почему бы в том положении, до которого дошло королевство лилий, не позволить ей действовать?
Дорогу в Шинон Жанне открыло удачное стечение обстоятельств. Герцог Карл Лотарингский был болен. До него дошли слухи о некой мистичке. Он вызвал ее, чтобы она его исцелила.
Карл Лотарингский был из тех принцев, которых родственные связи со всей Европой побуждали не принимать на себя никаких решающих обязательств. Старый враг Людовика Орлеанского и все еще противник арманьяков, в свое время поссорившийся с парижской партией «мира» и ее глашатаем Жаном Жувенелем, этот сторонник бургундцев тем не менее водил дружбу с неаполитанскими Анжуйцами. Его дочь и наследница Изабелла вышла за Рене Анжуйского, сына той самой королевы Иоланды, которая держала в руках нити политики Буржского королевства.