— Чем они здесь, интересно, питаются? — тихо сказал ему на ухо Красавчик. — Ишь какие жирные!
— Наверно, теми, кто был здесь на постое до нас, — так же тихо ответил Юрген.
— А где обглоданные скелеты? — спросил Красавчик.
— Пошли на двор, — предложил Юрген.
— И то верно!
Они пропустили других солдат, которые не заметили или не захотели замечать всю эту грязь. Фон Клеффель рухнул на лавку и тут же захрапел. Вайнхольд полез на печку, он помнил, что фрау Клаудия с внучкой спали именно там, и решил, что это лучшее место в доме. Остальные устраивались кто где мог. Юрген с Красавчиком вышли на двор, обошли дом кругом и легли под каким-то раскидистым деревом, завернувшись в плащ-палатки.
Они отлично выспались. Еще бы столько же — и было бы вообще прекрасно. Но фельдфебель уже прокричал «подъем». От его мощного крика упало несколько яблок, дерево, под которым они лежали, оказалось яблоней. Пока Юрген тер ушибленное плечо, Красавчик обтер яблоко и с хрустом вонзил у него свои крепкие зубы.
— Вот черт! — сказал он скривившись.
— Кислое? — спросил Юрген.
— Это само собой, — ответил Красавчик, — но еще и червивое.
Он с отвращением смотрел на жирного белого червяка, выползавшего из надкушенного яблока. Такие же гримасы отвращения были на лицах солдат, выходивших из дома. Вайнхольд нес свои носки, которые он держал двумя пальцами, отставив далеко в сторону. Носки были белыми от гнид.
— Носки ты быстро очистишь, — успокоил его Юрген, — носки не волосы.
— Что?! — в ужасе закричал Вайнхольд и, выронив носки, схватился руками за голову.
— Угу, — покачал головой Красавчик и сказал, повернувшись к Юргену: — Мы сделали правильный выбор!
— Какой выдающийся экземпляр! — воскликнул фон Клеффель, выловивший блоху. — Прытью и размером напоминает мою лошадь!
— Богатейшая фауна! — согласился Ули Шпигель. — Богаче — только в Африке.
К счастью, рядом с деревней протекала речушка, они отправились туда мыться. По дороге им попались на глаза образцы другой местной фауны, куда более приятной. Параллельным курсом шествовала, переваливаясь, стая жирных гусей. На лугу паслись две коровы, интендант что-то говорил стоящему рядом крестьянину. Крестьянин изображал непонимание, хотя и так все было понятно. В конце концов, он покорно погнал корову к полевым кухням, попыхивающим дымком. Интендант шел рядом и настойчиво совал ему рейхсмарки. Иван смотрел на него с недоумением, потом взял бумажки и, не пересчитывая, сунул их в карман штанов.
— Нас ждет горячий обед, товарищи! — бодро возвестил фон Клеффель.
— Но сначала — дружеский завтрак, — сказал Ули Шпигель, вынырнувший из высокой травы.
В руке он держал за шею гуся. Голова гуся запрокинулась набок, хвост касался земли.
— Это мародерство, — сказал Вайнхольд с легким осуждением.
— Это законная контрибуция, — возразил ему Ули Шпигель, — компенсация за моральный и физический ущерб от ночлега.
— Мы должны заплатить, — гнул свое Вайнхольд.
— Конечно, конечно, — прекратил дискуссию фон Клеффель и тут же открыл новую: — Как мы будем его готовить? Эх, была бы сабля, я бы сделал вам гуся на вертеле. У меня когда-то это отлично получалось.
— Запечем в глине, — предложил Ули Шпигель, — тут что удобно, что не надо ощипывать.
— Не уверен, что мы найдем здесь глину, — сказал Вайнхольд, подавивший упреки совести.
Брейтгаупт молча взял гуся и принялся его ощипывать. У него это ловко получалось. Они тем временем развели костер. Диц сходил к полевым кухням, принес бидон с кофе, щедро заправленным сахарином.
— Каша будет через три часа, — сообщил он, — свободное время.
Они выпили по кружке кофе, наблюдая за пылающим костром.
— Брейтгаупт — дневальный, — объявил фон Клеффель, поднимаясь. — Есть добровольцы в боевое охранение?
Все рассмеялись. Боевое охранение — отлично сказано! На их гуся найдется немало охотников. Вызвались Диц и Вайнхольд. Остальные разбрелись кто куда, договорившись встретиться через полтора часа.
Юрген наткнулся на большое поле, засеянное пшеницей. Колосья были мощные и обещали щедрый урожай. Жизнь продолжалась, несмотря на ужасы войны, на то, что эта местность уже второй год была в центре боевых действий. Это поразило его больше всего.
Потом он набрел на луг, белый от корзинок тысячелистника и пушистых шариков клевера, среди них в глубине мелькали яркие красные крапинки — земляника! Юрген наклонился и стал собирать душистые ягоды. Красный сок стекал по пальцам. Единственная красная жидкость, которую он видел за последний год, была кровью.
Со стороны деревни донеслось стройное пение. Он поспешил туда. По дороге маршировали ровные колонны совсем молодых солдат, обряженных в новую форму. На развернутых знаменах блестело золотом шитье надписей: «Молодые львы», «Мир принадлежит нам», «Вечно юная Германия».
Майор Фрике стоял рядом с фон Клеффелем и смотрел на проходившие колонны. В глазах его была грусть.
— Насколько мне известно, из лагерей в Силезии сюда направили восемнадцать тысяч новобранцев гитлерюгенда, — тихо сказал он фон Клеффелю.
— Какой ужас! — так же тихо ответил тот. — Необстрелянные мальчишки…
Юрген поспешил отойти в сторону. Вскоре он наткнулся на Курта Кнауфа. Тот стоял на обочине, приплясывая от возбуждения.
— Вон наши гамбургские идут! — крикнул он Юргену. — Славные парни!
Марширующие солдаты услышали этот крик, приветливо заголосили. Молодые крепкие парни, в глазах огонь, улыбки на лицах. Им все нипочем. Марш сменяет марш. Вот гаркнули «Песню о свастике».
Das Hakenkreuz im weißen Feld
Auf feuerrotem Grunde
Zum Volksmal ward es auserwählt
In ernster Schicksalsstunde.
Перевод
Свастика в белом круге,
На огненно-красной основе
Была избрана народом
В суровый час испытаний.
Курт Кнауф крепился, но не выдержал, подхватил последние строки песни, размахивая сжатым кулаком:
Wir fürchten Tod und Teufel nicht
Mit uns ist Gott im Bunde!
Перевод
Мы не боимся ни смерти, ни черта,
С нами в союзе бог!
Заметил насмешливый взгляд Юргена, сказал оправдываясь:
— Приятно вспомнить молодость! Я таким же был! — и добавил, уже снисходительно: — Мальчишки! Что они понимают…
После обеда и они двинулись в путь. Той же дорогой, все ближе к фронту.
— Пришло наше время, — разглагольствовал фон Клеффель на ходу, — летом мы иванам не проигрываем. Как только немецкий порядок не разбивается о русскую зиму, мы демонстрируем наше преимущество в выучке, тактике и стратегии. Так было в сорок первом, так было в сорок втором, так будет и сейчас!