— Ква… — покачал головой Середин. — Клянусь семенем Даждьбоговым, коли встречу еще одного честного византийца, тем же днем пойду в ближайшую церковь и перекрещусь.
А пока он низко поклонился ночной богине, развернулся и целенаправленно двинулся к Чуру, что стоял слева от цели. Проходя за спиной Будимира, Олег повернул голову, окинул его быстрым взглядом: волосы мытые, но нечесаные. На плечах несколько волосин. Во время разговора волхв несколько раз переступил с места на место, и в пыли остались четкие следы.
— Ой! — Ведун быстро сунул руку в карман, выдернул кончиками пальцев монетку, уронил ее на землю и тут же наклонился: — Ну, куда же ты…
Пытаясь подобрать денежку, он сдвинул ее к следу волхва, а потом заграбастал вместе с горстью пыли. Выпрямляясь, сильно задел жреца по спине, но тут же испуганно коснулся его плеча пальцами другой руки, старательно извиняясь:
— Прости ради Сварога, отче! Златник Чуру нес, да обронил.
— Пусть пребудет с тобой милость Перуна, дитя мое, — через плечо ответил Будимир.
— Прости, отче… — кланяясь, попятился ведун, на ходу высыпая в поясную сумку пыль и кидая туда же зажатый между пальцами волос. Убедившись, что предатель не обратил на его неловкость никакого внимания, Середин облегченно перевел дух, развернулся и быстрым шагом двинулся к выходу.
Ираклий через плечо собеседника проводил странного дикаря долгим взглядом. В отличие от самодовольного волхва, он прекрасно знал, зачем могут понадобиться волос и след человека. Но вот стоит ли вмешиваться? Будимир оказался слишком слаб перед соблазном власти и теперь, почуяв за собой реальную силу, всячески рвался на стол, торопился низложить волей богов и силой народной Владимира, чтобы самому сесть в его детинце. Монах ни на миг не сомневался, что нечестивых варягов киевское ополчение сметет, как половодье сухую листву. Но что от этого приобретет Византия? Вместо сильного князя Владимира, который покамест смотрит на восток, добивая Хазарский каганат, и пытается оттеснить с Итиля Булгарию, она получит возле границ не менее сильного единоличного правителя Будимира — и еще неизвестно, какие идеи появятся у бывшего волхва в отношении православных земель. Нет, Византии не нужна власть ни того, ни другого. Ей нужна борьба за власть. Пусть русские ругаются, выбирают, не доверяют друг другу и своему великому князю. Пусть никогда не смогут собраться в единое целое и до скончания веков делятся на полян и вятичей, ижору и дреговичей, уличей и полян. Пусть выбирают, интригуют, заключают союзы одних супротив других. И коли так, то слишком популярный волхв становится лишним. Пусть оставшиеся попытаются выбрать кого-то другого, пусть убедят народ идти за ним. И не просто идти — а на смерть, на варяжские мечи. Великий князь уже потерял на Руси всякую власть. Пусть теперь точно так же ее потеряют и волхвы. Народ будет сам но себе, жрецы сами по себе, князья сами по себе… И кому они тогда будут страшны?
— А может, ты и прав, Будимир, — неожиданно для собеседника согласился Ираклий. — Не нам перечить воле богов. Сбирай завтра совет волхвов и решайте, кто достоин взойти на стол, кто должен остаться при идолах. Поднимайте людей своих. Я также приду и именем базилевса поддержу вас словом, а коли понадобится — и делом. И упрежу киевских христиан, что деяние свое вы вершите по воле божией. Но токмо помни, путь ты избрал опасный и кровавый. Ныне же поведай всем верным тебе людям, что, коли настигнет тебя внезапная кончина, то вину в этом пусть ищут не в воле богов али в случае, а в деяниях князя Владимира, явных и тайных.
Самым трудным для ведуна оказалось то, что обычно получалось проще всего — найти глину. При попытках копнуть землю ниже города на склонах или в ложбине меж холмами, он неизбежно натыкался на что-то вроде песчаника. В лучшем случае попадался суглинок, который для акта творения никак не подходил. Угробив на поиски почти два часа, в конечном итоге Середин пошел на Подол искать гончарные мастерские, где в длинных ямах вымачиваются по месяцу в воде пласты плотной однородной глины. Здесь ему наконец повезло: по дороге встретилась телега, на которой как раз везли груду этой липкой грязи, и Олег без особых хлопот подхватил с краю изрядный ком.
Вторым элементом, согласно древним книгам, являлся человеческий жир — но в свое время Ворон предупреждал учеников, что при использовании свиного сала эффект получается почти тот же самый, а риска меньше. Поэтому ведун просто купил там же, на торгу, уже топленое сало, несколько пряженцев и пошел вверх но течению вдоль впадающей неподалеку в Днепр реки Глубочицы. Ибо еще тремя требованиями к ритуалу были огонь, проточная вода и полночь — а попытка совместить все это рядом с городом, на виду у ночного дозора и случайных путников, припозднившихся к вечерней страже, могла закончиться самым непредсказуемым образом.
До сумерек Олег добрел до какого-то лесочка. Тропинок и домов в обозримом пространстве видно не было, и ведун начал собирать хворост к небольшому песчаному мыску, образовавшемуся на повороте русла. В сгустившейся тьме он высек искру, от затлевшего мха зажег бересту. Подсунул под сложенный шалашиком сухой валежник, взялся за пирожки.
Ночь сгущалась. Прикончив последний пряженец с вязигой, ведун взялся за глину. Сперва он долго разминал добытый кусок, а когда тот приобрел равномерную вязкость и пластичность, всыпал в него пыль — след волхва — и тщательно перемешал, приговаривая:
— Плоть от плоти, прах от праха, всё едино было, есть и будет вовеки.
Затем начал неспешно лепить человечка — тут требовалось добиться предельно возможного сходства. Увы, хорошим скульптором ведун не был, а фотографии, чтобы прилепить вместо лица, не имел. Пришлось ограничиться скупо нарисованными волосами и бровями, точками глаз, кнопочкой носа и разрезом вместо рта. Зато у Олега имелось главное — плоть жертвы!
Он сделал аккуратный разрез на груди, поместил волос внутрь, тщательно затер шрам, затем обмазал фигурку салом, не прекращая бормотания. Взял кривую ветку, прилепил на нее скульптурку так, чтобы она стояла вертикально, поднял глаза к небу. Там с пронзительной яркостью, доступной только южным землям, сияли звезды.
— Полночь не полночь, — вздохнул ведун, — а время бесовское. Начнем.
Он поставил ветку с фигуркой на угли, подложил вокруг еще несколько веточек. Дождался, пока чадящим красным пламенем загорится жир, вскинул руки над костром:
— Ты, огонь, прародитель всего сущего, пропусти в этот мир сына земного, именем Будимировым, плотью мужской, обличьем человеческим. Прими его дитем живым, душою чужим, телом единым с волхвом киевским Будимиром, слугой Перуновым…
Тут следовало рассказать про жертву как можно больше, но, увы — Олег ничего больше просто не знал.
— Ты, вода, текла из-за гор, по полям, лесам, лугам широким, — продолжил он ритуал, зачерпывая воду из реки и поливая ею скульптурку, — Под небом синим, в ночи черной. В тепле грелась, в холоде мерзла. Ты луга поливала, деревья омывала, на ведуна Будимира текла, да в реку уносила. Унеси вода, злое-чужое, оставь его, Будимирово, сладкое да белое. Оставляю здесь его голову, его жизнь, его судьбу.