Обойдя кусты и раздвинув их с противоположной стороны, заглянул вглубь и сразу же отпрянул – вместо головы у лежащего было сплошное кровавое месиво! Первой моей реакцией была мысль бежать за полицией, но прежде я решил осмотреть место преступления, и, не найдя ничего, заслуживающего моего внимания, бросился обратно через мост.
Я не следил, как быстро развивались дальнейшие события, действуя как в тумане, и могу лишь перечислить основные этапы: дежуривший констебль на Внешнем кольце, появление второго констебля около тела, к которому я возвратился после сообщения об убийстве, приезд инспектора Стивенсона с экипажем для забора трупа, и наконец, кульминацией стало неожиданное появление Шерлока Холмса, который, ворча, осмотрел место преступления, пробормотав лишь: «Чисто сработано». Меня он даже не заметил, хотя я вскоре понял, что ошибся, но он как-то странно посмотрел на меня. Внимание моего друга привлекла обувь убитого, а точнее, то, что пристало к подошве. Он аккуратно, как профессиональный археолог снимал слои накопившейся грязи, соскабливая каждый из них на чистый лист, ставя на каждый номер. Эта процедура заняла большую часть времени, которое он провёл на месте преступления. Но зато, когда он закончил, на его лице светилась улыбка. Было ясно, что всё необходимое он уже знал.
Поговорив о чём-то с инспектором, Холмс подошёл ко мне.
– Ну что, Уотсон, вас можно поздравить?
– С чем же? – удивился я.
– Не каждому удаётся увидеть и разглядеть преступников среди белого дня, – Холмс улыбался. – Пойдёмте, по дороге расскажете.
Я криво усмехнулся, но ничего не сказал. Мы медленно двинулись прочь от этого прекрасного места, которое было омрачено совершённым преступлением. И удивительно, лишь только мы поднялись обратно на мост и ветер слегка коснулся моего лица, произошло как бы очищение от той скверны, которая окружала меня последние несколько часов. Стало хорошо и спокойно, и казалось, ничто уже не тяготит. Я поймал себя на мысли, что слишком равнодушно отнёсся к чужой трагедии, но в то же время я знал о неотвратимости наказания для того, на кого устремил свой взгляд мой друг. Может, поэтому и наступило это состояние умиротворённости и спокойствия, которое бывает у всех, кто попадает под крыло человека, способного защитить, решить проблему.
– Чем его убили? – прервал я наше с ним молчание.
– Молотком. Это вас ни на что не наводит? Хотя, – Холмс замялся, – правильнее сказать, изуродовали молотком, а вот как он был убит, пока сложно сказать. Могло быть и отравление, могло быть и удушение, правда, на шее следов нет. А могло быть убийство и молотком, не зря же вы слышали крик.
Зря я подумал, что всё то, что я пережил, обнаружив труп, ушло, едва я покинул это место. Волна чувств, ещё более сильная, чем прежде, накатила на меня. Слова Холмса доносились до меня как будто издалека. Всё вокруг меня замедлилось, пейзаж преобразился во что-то непонятное. Меня начало мутить и в итоге, когда я очнулся, то обнаружил, что стою, наклоняясь над землёй, держась одной рукой за дерево, а другой вцепившись в рукав моего друга.
Окружающая жизнь шумом ворвалась в меня. И этот шум действовал отрезвляюще, возвращая к жизни. Я ощутил на себе дуновения ветра, и это окончательно вернуло меня к действительности. Я распрямился и повернул голову к моему другу. Тот выглядел очень обеспокоенным, но увидев, что мне становится лучше, попытался изобразить на своём лице улыбку:
– Да, Уотсон, не ожидал, что вы такой неженка. «Неженка». Был бы я неженкой, ни за что не связал бы свою жизнь с медициной. А сколько я насмотрелся в Афганистане, не каждый бы смог остаться нормальным после этого. Некоторые из моих коллег не выдерживали и трёх месяцев, столкнувшись с моими обыденными делами, а мне-то было всё нипочём. А потом, когда я вернулся и познакомился с Холмсом, на меня столько всего навалилось, а мне хотелось помогать, лечить, но я не бог… Мне казалось, что я уже настолько закалён, что ничто не может поколебать мою душу. А тут… Что и говорить, видимо, действительно пришло время и мне пора отдохнуть, либо, что самое плохое, сменить профессию и заняться чем-то более спокойным, например, осуществить одно их своих желаний и стать офтальмологом, что, несомненно, более спокойно, или же податься в фармацевты.
– Уотсон, – прервал мои размышления Холмс, похлопывая по плечу, – как вы себя чувствуете? Пришли в себя?
– Что произошло? – спросил я, чувствуя, что голос мой дрожит, как, впрочем, и мои колени.
– Вам стало плохо, но теперь, когда лишнее вышло из вас, думаю, всё наладится. Но сейчас я вас отправлю домой. Вам нужен сон, – а потом серьёзно добавил: – И более крепкие срываются. Не всем дано оставаться бесчувственными автоматами.
Я плохо помню, как мы добрались до Бейкер-стрит. Помню, что по дороге меня вновь мутило, но всё же я смог доехать до дома, и лишь добравшись до уборной, дал выход всему тому, что не вышло в предыдущий раз.
Миссис Хадсон и Холмс помогли мне привести себя в порядок и довели до кровати, улёгшись на которую, я моментально отключился. Несколько дней, пока я валялся то просыпаясь, то вновь забываясь, всё же дали возможность моему мозгу получить некоторый отдых от последнего потрясения. Не знаю, насколько я вернулся, но то, что у меня обнаружились подобные проблемы, наводили на мысль, что, может, действительно пришла пора сменить род своей деятельности.
Когда мне стало лучше настолько, что меня уже не шатало при поднятии с постели, и я уже мог самостоятельно передвигаться по квартире, навещавшие меня мысли стали замещаться другими размышлениями. Я пытался обдумать то, что мне было известно о последних преступлениях, лихорадочно искал ответ, но пока не находил его. Холмс старался не тревожить меня, и лишь иногда я случайно видел его. Он был угрюм, видимо, пока ещё не мог раскрутить это дело, и мне хотелось хоть как-то помочь ему. Я вспоминал последнее убийство, свидетелем которого был, и понимал, как мало я запомнил. Черты предполагаемых убийц у меня почти не отпечатались в памяти, перед глазами стоял лишь окровавленный затылок убитого и его ноги, обутые в тяжёлые башмаки с подкованными каблуками. Это кровавое месиво заставляло что-то вспомнить, но что? А потом всплыли в памяти слова Холмса о молотке и… Я задумался. Молоток. Те, кто мне встретились на мосту, были одеты как рабочие, но что это даёт? Ничего. Молоток, молоток… отбивная… Джимми… А вдруг? Хотя, возможно, это ошибка, но вероятность того, что эти два события могут быть связаны, не давала мне покоя. Я попросил нашу хозяйку сообщить мне, когда придёт Холмс. Мне не терпелось поделиться с ним этими моими размышлениями.
– Джимми! – выкрикнул я, когда мой друг появился в дверях моей комнаты.
– Может быть, – уклонился он от того, чтобы поставить точку в этом вопросе, но в то же время давая понять, что понимает, о чём я хочу ему сказать. – Пока у нас нет оснований для такого вывода, но исключать это совпадение не стоит.
Холмс замолчал. Как же так? Я удивился, что он не заинтересовался моим предположением.
– Холмс, – негодовал я, – почему сразу не проверить эту версию?