– Здравствуйте, мистер Смит, – ответствовал Холмс, – вот, решили посмотреть на чудо-записку.
– Она вас ждёт, мистер Холмс, – а потом он обратился ко мне: – для вас, доктор Уотсон, тоже есть сюрпризы, но это потом. Вот она, записка.
Он раскрыл перед нами папку, и мы увидели обрывок листа примерно в одну треть, на котором было написано:
«Простите и прощайте Стив Паркер».
– Можно? – спросил Холмс и после подтверждающего кивка хранителя аккуратно взял листок и поднёс его к носу.
– Почувствовали? – заулыбался мистер Смит.
– Да, – утвердительно кивнул Холмс. – В этот раз Лестрейд превзошёл сам себя.
– Чем бы дитя ни тешилось, – усмехнулся Джон Смит.
Я стоял и смотрел на них, всё понимающих и смеющихся, сам нечего не понимая и ни о чём не догадываясь. Наконец я не выдержал:
– Холмс, эту записку написал не Паркер?
– Да нет, наверное, всё же он.
– Тогда что вас так рассмешило?
– Уотсон, не обижайтесь, просто и так ясно, что эта записка была написана давно, обратите внимание на нижний край листа. Видите жёлтый треугольник – это значит, что лист лежал на свету, сложенный пополам, но неровно и частично выгорел, да и цвет чернил говорит о том же. Кроме того, я незаметно черкнул в комнате Паркера, взгляните, – и он протянул вынутый из кармана листок. Одного поверхностного взгляда было достаточно, чтобы понять, что писали не этим пером и не этими чернилами.
– Ясно, но он мог заранее написать записку, – сделал я предположение.
– И хранить её долгое время? Уотсон, это смешно. Кроме того, лист разорван недавно, исходя из линии отрыва, тогда куда он дел оставшуюся часть? Сжёг? Но нет пепла.
– Хорошо, а почему вы решили его понюхать, – не сдавался я.
– Доктор Уотсон, – на этот раз решил дать мне объяснения мистер Смит, – ясно, что оторвана нижняя часть письма, а кому могли так написать – только женщине. Вот ваш друг и нюхал его.
– Можно и мне? – попросил я и, взяв листок, втянул воздух ноздрями. Запах табака сразу защекотал мой нос так неожиданно, что я чихнул.
– Будьте здоровы, Уотсон, – засмеялся Холмс, – почувствовали?
– Да, нюхательный табак.
– И всё?
Я вновь поднёс к лицу, стараясь не переусердствовать, и точно, к первому запаху добавился ещё:
– Оружейное масло и… – что-то знакомое и далёкое всплыло в моей памяти, – сирень.
– Браво, Уотсон! – похлопал меня по плечу Холмс. – Что и требовалось доказать.
– Мистер Смит, – неожиданно спохватился я, – а почему вы не рассказали обо всём этом инспектору Лестрейду?
– Видите ли, доктор Уотсон, – разъясняющим тоном, который бывает у взрослых, объясняющих детям прописные истины, начал мистер Смит, – инспектор Лестрейд имеет свою голову на плечах, а я занимаю это место. И самое главное, я очень рад, что Паркер получил своё, и не важно, кто приложил к этому руку.
– То есть… – начал я, но мистер Смит прервал меня.
– Я уже всё объяснил вам, – жёстко произнёс он тоном, не терпящим возражения.
– Спасибо вам, мистер Смит, – неожиданно вмешался Холмс. – Мы с доктором Уотсоном получили необходимую информацию и пойдём.
– Очень рад, что смог помочь вам, господа, – заулыбался мистер Смит. Его голос и улыбка выражали полное великодушие.
Мы вышли. Меня трясло. Я никак не ожидал от этого старика такого. Когда мы оказались на улице, Холмс произнёс вкрадчивым голосом:
– Уотсон, не надо на него обижаться. Это честный человек, который хорошо выполняет свою работу.
– Но это его безразличие… – возмущённо начал я.
– Уотсон, мистер Смит, повторюсь, честнейший человек, но и честные люди могут иногда поступиться правилами. Он знает, что Паркер заслуживает смерти, которую он и получил.
– Но Холмс…
– Кроме того, – не давая мне сказать, продолжил Холмс, – а вы уверены, что поступили бы по-другому?
– Да, я… – начал я, но тут же остановился под насмешливым взглядом Холмса. – Я не знаю, – промолвил я, успокаиваясь.
– Тогда о чём говорить, – подвёл черту Холмс.
– Как о чём говорить? – удивился я. Холмс остановился. – Например, о том, что вы намерены делать дальше.
– Cherchez la femme, – усмехнулся Холмс.
– Вы о той, к кому обращена записка?
– Эх, Уотсон, знали бы вы, сколько у Паркера было тех, к кому он мог так писать, – Холмс сделал страдальческое лицо. – Уотсон, – неожиданно он повернулся ко мне, – давайте немного разделим наши силы, чтобы успеть как можно больше, если вы, конечно, не прочь найти того, кто выполнил приговор вместо Британского правосудия.
– Я с вами, Холмс, – ответил я обиженно, так как не понял, почему мой друг решил спросить меня именно таким образом. – Что мне делать?
– Я отправляюсь искать нужную нам женщину, благо не так много времени прошло с моего расследования, и у меня есть вся необходимая информация. Ну а вам, Уотсон, предстоит обширная программа. Прежде всего, навестите Паркера и попробуйте понять причины смерти и путь к ней. Ну а после этого отправляйтесь, как стемнеет, к Скоту и проведите эксперимент со свечой, который даст нам ответ на вопрос о том, где она стояла в то время, когда был обнаружен повешенный.
У меня всё прошло как нельзя лучше, и я спешил домой, чтобы поделиться с Холмсом своими наблюдениями. Когда я вернулся, Холмс уже сидел в своём кресле, задумчиво пуская дымные кольца.
– Добрый вечер, Холмс, – весело приветствовал я его.
– Добрый вечер, Уотсон, – не повернувшись ко мне, ответил Холмс. – Какие результаты? – он задал вопрос так, будто его это совсем не интересовало. – Судя по вашему голосу, хорошие.
– Осмотр трупа показал, что всё же внешняя сила была применена – между зубов я обнаружил несколько ниточек. Под одним ногтем на руке также была обнаружена похожая ниточка. Непонятно, почему на них не обратили внимание? На правой ноге, на щиколотке, есть небольшой синяк.
– То есть, вы хотите сказать, что нападавших было двое. Один душил, например, подушкой, а другой держал за ноги?
– Да, похоже на то. Когда я потом отправился к Джону Скоту, то, осмотрев подушку, нашёл на ней снизу прорехи и следы от зубов. Вот, можете сравнить, Холмс, – я протянул ему две коробки с образцами. – К сожалению, ту нить, которая была под ногтем, мне не дали, но мне кажется, что этого вполне достаточно.
Холмс как бы нехотя взял то, что я ему принёс. На него порой находило что-то такое, из-за чего он становился мрачным и безучастным. Вот и сейчас, когда я начал рассказ об обследовании трупа, в его глазах ненадолго появился тот блеск, который выдал его заинтересованность. И вот опять.