— И долго вы стояли под дверью?
— Всего минуту-другую, а потом свет погас.
— Вы говорите, что заметили свет еще в половине первого. Тогда вы не подошли к дому?
— Нет.
— Почему?
— Я не думал, что это необходимо. Но когда я снова прошел мимо дома, спустя полчаса, свет горел по-прежнему, и это меня удивило. И пока я стоял у дома, свет погас.
— В какое время вы дежурили той ночью?
— С полуночи до четырех утра.
— Вы каждую ночь обходите свой участок в эти часы?
— Нет, мы меняемся.
— И как часто вам выпадают ночные дежурства?
— Раз в шесть дней.
— Значит, в течение пяти дней из шести у вас нет возможности наблюдать за домом подсудимого глубокой ночью?
— Верно.
— Следовательно, у вас нет оснований утверждать, что есть что-то необыкновенное в том, что в доме ночью горит свет?
— Прежде я никогда такого не видел.
— Вы увидели свет сквозь шторы?
— В просвет между шторами.
— Шторы были неплотно задернуты?
— Между ними виднелась полоска света.
— А вот если бы шторы были задернуты как полагается, вы могли бы сказать, горит в комнате свет или нет?
— Не знаю.
Пожав плечами, сэр Эрнест сел.
И опять мистер Бэрнс задал своему свидетелю один-единственный вопрос:
— Вы уверены в том, что с половины первого до часу ночи в окнах второго этажа дома подсудимого горел свет и это вас удивило?
— Уверен.
Сэр Эрнест обратился к судье:
— Ваша честь, боюсь, мне придется еще раз воззвать к вашей снисходительности. Дело обстоит так, что всплыли некоторые вопросы, и было бы справедливо, если бы подсудимый получил право ответить на них. Вы позволите мне еще раз попросить его ненадолго занять свидетельское место?
— Пожалуй, — со вздохом согласился судья.
Мистер Тодхантер, который последние полчаса с трудом удерживал на лице маску невозмутимости, серьезно рискуя жизнью, был бережно препровожден на свидетельскую трибуну.
— Мистер Тодхантер, — начал сэр Эрнест тоном глубокого соболезнования, — вы можете сказать нам, горел ли свет на втором этаже вашего дома с половины первого до часу ночи третьего декабря прошедшего года?
— Нет, не могу.
— А у вас имеется какое-то объяснение этому факту?
— Разумеется. Я страдаю бессонницей, часто просыпаюсь посреди ночи. Когда понимаю, что мне уже не уснуть, я включаю свет и берусь за чтение.
— Такое бывает часто?
— Очень часто.
— Какие шторы у вас в спальне?
— Из плотного репса на подкладке, — гладко отозвался мистер Тодхантер. Еще не хватало, чтобы его ловили на бытовых деталях.
— Можно сквозь них с улицы увидеть горящий в комнате свет?
— Не думаю.
— На ночь шторы в вашей спальне задергивают?
— Насколько я знаю, да.
Тут уж сэр Эрнест ухватил быка за рога.
— Мистер Тодхантер, скажите нам, было ли такое, чтобы в ночь на третье декабря вы вышли из дома, проникли в сад мисс Норвуд, там у беседки сделали свой первый выстрел из револьвера и вернулись домой примерно в половине первого ночи?
Мистер Тодхантер изумленно уставился на него.
— Не могли бы вы повторить?
Сэр Эрнест повторил вопрос.
— Боже мой, конечно, такого не было! — воскликнул мистер Тодхантер.
Сэр Эрнест вопросительно взглянул на мистера Бэрнса, но тот, не сводя глаз с потолка, безмолвно покачал головой.
— Благодарю вас, мистер Тодхантер, — сказал сэр Эрнест.
На сем суд до завтрашнего дня прекратил свою работу, что, по мнению мистера Тодхантера, было более чем уместно. Нагрузка становилась ему непереносима.
4
— Так вот куда он клонил! — воскликнул укрытый пледом мистер Тодхантер, когда такси миновало толпу зевак.
— Вот именно. Изобретательно, правда? Этот Бэрнс малый не дурак, — великодушно заявил сэр Эрнест.
На что мистер Читтервик не преминул вставить реплику, которая напрашивалась сама собой:
— Но не чета вам! Вы так провели перекрестный допрос, что его версия рухнула.
Сэр Эрнест просиял:
— Что ж, пожалуй, я пробил в ней дыру. Но особо полагаться на удачу не будем. Присяжные — странный народ. Например, наши: дай им малейший шанс, и они оправдают нашего друга.
— Вы так думаете? — встревожился мистер Читтервик.
— Просто нам не следует злоупотреблять оптимизмом, вот и все. — Сэр Эрнест потер свою румяную щеку. — Интересно, как он до этого додумался? Чертовски остроумная мысль. А скажите, Тодхантер, вы точно уверены, что не устраивали в декабре подобного рода ночных прогулок?
— Что за вздор вы несете?! — вскинулся мистер Тодхантер.
— Все-все, — испугался сэр Эрнест и сидел смирно, пока таксист не остановился у его клуба.
1
На следующее утро мистер Бэрнс предложил суду детальную разработку своей версии.
Имеется два основополагающих факта, на которых, по мнению обвинения, зиждется причастность подсудимого к преступлению, заявил он. Во-первых, тот факт, что он обладал браслетом убитой женщины, а во-вторых, вероятность того, что единственная пуля, найденная в беседке, выпущена не из револьвера, принадлежащего Винсенту Палмеру, — с той подоплекой, разумеется, что она вылетела из револьвера, принадлежащего подсудимому.
Однако же, если вдуматься, оба факта не выдерживают никакой критики. Факт обладания браслетом доказывает только одно: что подсудимый знавал погибшую. Он не может служить уликой даже того, что подсудимый видел мисс Норвуд убитой, поскольку еще при жизни она прекрасно могла отдать ему этот браслет, например, затем, чтобы укрепить шатающийся камень, сделать второй экземпляр или в каких угодно иных целях. Тем не менее полицейские готовы признать, что мистер Тодхантер побывал на месте преступления после смерти мисс Норвуд. К чему они не готовы, так это признать, что он причастен к убийству.
— А что касается револьверной пули… — И мистер Бэрнс пренебрежительно дернул плечом. — Пулю обнаружили застрявшей в балке в дальнем углу беседки. Оказаться в таком месте она могла только вследствие на редкость скверного выстрела мимо цели. Более того, мистер Тодхантер явно забыл про эту вторую пулю (что была вторая, нам, кстати, известно только от него самого), несмотря на то что напомнить о ней должны были две оставшиеся в барабане стреляные гильзы, от которых предстояло избавиться, а не одна. Однако же мистер Тодхантер вспомнил об этом, весьма удачно, лишь в присутствии двух независимых свидетелей. Одно это уже настораживает.