— Это же более пятидесяти километров по тайге еще топать, — поправив на плече снайперскую винтовку, сказал Егоров.
— Такие прогулки, товарищ младший лейтенант, если станут регулярными, укрепят твой дух и здоровье, — съязвил Коготь и приказал: — Вперед, на базу!
Пройдя десять километров по тайге, группа офицеров СМЕРШа остановилась на привал.
— Полчаса отдыхаем, — взглянул на командирские часы майор, — а затем в путь-дорогу. По моим подсчетам, к утру мы должны добраться до полигона.
Коготь сел на поваленную ветром сосну и, стащив сапоги, перемотал портянки. Он увидел метрах в тридцати от основной группы Анютина, который, присев возле дерева, курил. Майор поднялся и, не торопясь, пошел к нему.
— Отдыхаем, Павел Капитонович? — подойдя вплотную к лейтенанту, спросил Коготь.
— Да, папиросой балуюсь, товарищ майор, — поднялся лейтенант.
— Сиди, отдыхай, у нас же привал, — махнул рукой Коготь.
Анютин сел, прижавшись спиной к стволу дерева, рядом с ним устроился майор.
— Говоришь, балуешься папиросой, — завязывая разговор, начал майор.
— Да я почти не курю, Владимир Николаевич. Бывает, истреблю одну-две в день. Иногда просто за компанию, так, чтобы, как говорится, поддержать беседу с товарищами.
— А я вот бросил. Жена у меня, понимаешь, военный врач, убедила одним словом. Ну, я подумал пару деньков, а потом одним махом решил проблему. Некоторые постепенно бросают, не по мне это. Если замахнулся для удара, то бей, а иначе нечего выпендриваться.
— Да, вы правы, товарищ майор, — согласился Анютин.
Некоторое время они молчали. Первым заговорил Коготь:
— Я прочитал в твоем личном деле, что ты специалист по дымовым средствам, огнеметам и пулеметчик первоклассный. Откуда такая тяга к дыму и огню? Если бы я был пожарным, то меня это наверняка бы насторожило.
Анютин улыбнулся и, посмотрев на майора, пошутил:
— Вы же знаете, что дыма без огня не бывает, как не крути. А если серьезно, я рос в детдоме под Тулой.
— Прости за вопрос. Ты сирота?
— Мать погибла, когда ночью возвращалась с работы. Она ехала на велосипеде, а из-за поворота выскочил грузовик, — лейтенант замолчал, проглотив комок горечи, а затем продолжил: — Мне тогда было всего девять лет, маленького росточка, метр с кепкой про таких говорят. Отец и до этого здорово пил, а тут и вовсе запил беспросветно. Нашли его через месяц возле магазина, с колотой раной в груди. Повздорил он по пьяни с уголовником, а тот, недолго думая, выхватил нож и оборвал жизнь моего папаши-алкаша. Правда, добрый он был, хоть и непутевый. Посадит, бывало, меня на свое колено, обязательно угостит сахаром и скажет: «Я тебя, Пашка, на лошадях покатаю». Все время обещал, да так и помер, не покатав ни разу, — тяжело вздохнул Анютин. — А у меня мать сама из детдома была, никаких родственников. А от отца все его родные давно отвернулись. Так я остался совсем один, и путь у меня был один — в детдом.
«А наши судьбы с тобой, Паша, чем-то похожи», — слушая лейтенанта, с грустью подумал Коготь.
— Я не мог смириться со своей судьбой, убегал несколько раз, меня ловили и возвращали назад, — продолжил свой рассказ Павел. — Учительница у нас была одна, Марья Никоноровна, она все время твердила, что по мне тюрьма плачет и моя жизнь обязательно пройдет за решеткой. Несмотря на то что я был небольшого роста и щуплый, характер у меня был еще тот. Если кто меня обижал, я спуску не давал, до трех, как говорится, не считал, бил первым. После каждой драки Марья эта не унималась, трендела и трендела, что до тюрьмы мне осталось недолго. Разозлило меня все это. Захотел я стать человеком, пробиться в люди. Сидел над учебниками допоздна. Память у меня отличная, на лету все схватываю.
— Я заметил, что ты наблюдательный, — вставил Коготь.
— Так вот, вскоре я всех догнал и перегнал по учебе в классе. Особенно мне нравились такие предметы, как математика, физика и химия. Любил я потом повторять всякие опыты после уроков. Мастерил что-то, взрывал в парке… Нравилось мне испытывать на практике то, о чем я узнавал на уроках в школе. В восемнадцать лет призвали меня в армию, а через полгода началась война. Неподалеку от Могилева, ночью, я один с минами, которые сам же и изготовил, пробрался на немецкие позиции, снял часового, установил мины и подорвал два танка и одно самоходное орудие. Вот так это и началось. Во время отхода нашей роты я из пороха и еще разных там штуковин смастерил нечто вроде дымовой бомбы. Когда немцы подошли ближе, я ее и рванул. Перепугал фрицев до чертиков: такое едкое дымище стояло там несколько часов. Так фашисты, вместо того чтобы преследовать нас, драпанули в прямом смысле этого слова. Они подумали, что мы применили химическое оружие, — Анютин тихонько засмеялся. — За это дело я получил свою первую медаль «За отвагу».
— Тебе надо было еще вручить медаль «За смекалку», — сказал Коготь.
Они рассмеялись.
— Возможно, — пожал плечами Анютин, — только такой медалью пока не награждают.
— А насчет дыма и бомбы — интересная мысль, — задумчиво произнес майор.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался лейтенант.
— Так, одна идея пришла в голову. По ходу дела разберемся, — ушел от ответа майор. Оглянувшись на прочих подчиненных, он поднялся и скомандовал: — Привал окончен, продолжаем путь. — Затем Коготь повернулся к Анютину: — Это здорово, что ты оказался настырным парнем, лейтенант.
Группа продолжила путь к полигону, петляя среди деревьев. Коготь шел, внимательно наблюдая и вслушиваясь. «В тайге расслабляться нельзя», — вспомнил он поучения своего деда Петра. В данной ситуации это было особенно актуально.
Как и рассчитывал Коготь, утром, когда рассвело, они подошли к полигону и связались по рации с полковником Веригиным. Группу Когтя впустил часовой через металлические ворота, встроенные в забор из колючей проволоки. Таких ворот Коготь во время обхода полигона насчитал пять.
«Виллис» вскоре подкатил к вышке, где его уже поджидали. Погрузившись в джип, смершевцы поехали к штабу. Умывшись в умывальнике и плотно позавтракав в офицерской столовой, Коготь пошел к начальнику полигона, велев своим людям хорошенько отдохнуть и выспаться.
— Рад тебя видеть, майор, — поприветствовал Когтя полковник в своем кабинете.
— Доброе утро, Семен Петрович.
— Присаживайся, Владимир Николаевич, налазился небось до тошноты.
Майор сел на диван, скрестив ноги:
— Такого симптома за собой не наблюдал, но, по правде говоря, путь мы прошли немалый, Семен Петрович.
— Что-нибудь интересное обнаружили? — поинтересовался Веригин.
— Ничего особенного. Скажем так, мы просто ознакомились с местностью.
— Ой, хитришь ты, майор, наверняка подметил ты немало, впрочем, это не мое дело. Я отвечаю за полигон. Ну и чем смогу — помогу, это уж само собой.