А все оттого, что в ресторанах быстрого обслуживания персонал ведет себя именно так, как этого хочется французам: служащие одеты в униформу, повторяют набор вежливых приветствий, аккуратно укладывают салфетку на ваш поднос, что как нельзя лучше сочетается с любовью французов к церемониям. Нравится вам или нет, а поход в такое заведение — это целое кулинарное событие.
Любовь французов к подобным событиям настолько велика, что они превращаются в настоящих безумцев, когда отправляются в boulangerie [98] купить хлеб. Boulangerie — единственное место в целом мире, находясь в котором француз готов безропотно отстоять в очереди. Нет, я ошибаюсь: терпеливо стоять в очереди французы еще могут, желая купить сигареты в tabac. [99] Но это только лишь из-за страха быть порванным на кусочки, если вдруг рядом окажется кто-то, страдающий никотиновой ломкой.
Каждый визит в мою boulangerie поистине был событием. Обычно работали сразу три-четыре женщины, вернее, не работали, а выпихивали друг друга из-за тесного прилавка. Они все разом мчались исполнять мой заказ, а потом сами же создавали очередь, только чтобы сообщить той, что на кассе, владелице магазина, сколько я должен заплатить. Каждый раз, когда я приходил за багетом, тот, кто меня обслуживал, и сама владелица имели исключительное право придавить багет посередине, как будто у них была наркотическая зависимость от того хруста, который при этом раздавался. Если же я покупал пирог, то мог прождать целых пять минут, пока коробку с особой осторожностью и любовью перевяжут упаковочной лентой. Иногда из своей рабочей каморки выглядывал пекарь посмотреть на этот ритуал, но из-за прилавка его тут же выдворяла жена, чтобы, не дай бог, он не насыпал муки ей на кассу. Среди всего этого хаоса люди почтительно ждали и неспешно продвигались вперед, несмотря на то что порой очередь растягивалась на многие метры. Казалось, парижане таким образом выражают глубокое уважение существующей системе просто потому, что это было частью ритуала, связанного с едой.
Судя по всему, я не выказывал должного уважения подобным ритуалам.
— Тебя на самом деле не особо интересует еда, ведь так? — Как будто с целью убедиться, что я расслышал вопрос, обнаженная женская грудь уткнулась мне в ухо. — Я тут готовлю чудесный raclette, [100] а ты совершенно безразличен.
Эти разглагольствования принадлежали Элоди, решившей привнести свой колорит в церемонию приготовления французских блюд, — обнаженная, она нацепила лишь трусики танга и ослепительную улыбку. Несмотря на то что за окном стоял ранний декабрь, ни единой мурашки на ее теле не проглядывалось, хотя само тело очень даже проглядывалось. Оказывается, центральное отопление все-таки было включено в арендную плату, потому-то Элоди и оставляла его постоянно включенным — при такой температуре хождение по квартире голым было единственным способом избежать теплового удара.
Я сидел в благопристойном одеянии — на мне были шорты и футболка, — со стаканчиком охлажденного apremont, бодрящего белого вина родом из горного района Савойи, которое отлично сочетается с любыми сырными блюдами. Это был уже третий бокал, возможно, именно поэтому все валилось у меня из рук при каждой попытке собрать агрегат, необходимый для приготовления «чудесного raclette».
Grand magasin (универмаг), располагавшийся неподалеку от дома Элоди, мог похвастаться богатым ассортиментом самых причудливых кухонных принадлежностей во всем Западном полушарии. Там продавались наборы éclade [101] с помощью которых можно было готовить мидии вертикально (да-да, вертикально) и без единой капли воды, как это принято на западном побережье Франции. Имелись также мини-наборы для raclette, представляющие собой решетки с маленькими сковородками, на которых плавился сыр раклет. (Потом этим сыром необходимо было покрыть слой отваренного картофеля.) Были и большие по размеру наборы, которые могли растопить огромный кусок сырной головки, предварительно нарезанной на тонкие кусочки чем-то вроде лезвия гильотины. Неудивительно, что во Франции инженеры получают отличное образование: чтобы приготовить элементарный ужин, ты должен иметь диплом в области промышленного дизайна!
Я всячески пытался понять принцип работы этого устройства, изо всех сил стараясь уберечь собственные пальцы. (Элоди купила ломоть сыра величиной с половину колеса микролитражки.)
— Ты больше хочешь арахисовое масло, а?
Арахисовое масло? Если я не поддержал собственное государство, то только потому, что только что прошелся по руке острыми зубцами, предназначенными совершенно для другого — удерживать сыр в нужном положении. Теперь я с ужасом разглядывал собственные пальцы, теряясь в догадках, какой из них отвалится первым.
— Или, может, открыть банку консервированного лосося?
— Нет. Элоди, слушай, я и правда небезразличен к тому, что у нас выйдет на ужин. Но сомневаюсь, что рецепт предполагает наличие ампутированных пальцев или отварной груди. Почему бы тебе не заняться этим капканом для медведя, пока я пригляжу за картофелем?
Мысль об ошпаренной Элоди показалась мне куда хуже той боли, что пульсировала сейчас у меня в пальцах. Я уже видел, как втираю крем в покрытую волдырями кожу девушки. И я знал, к чему это приведет.
— Да уж, это единственное, на что вы, англичане, способны на кухне. Ведь вы варите все, что попадется под руку.
— Ничего подобного! Это предрассудок из прошлого. С тех пор английская кухня ушла далеко вперед.
— Английская кухня? И что же в ней изменилось за последнее время?
— Мы больше не варим продукты, мы готовим их в микроволновке.
И все же мы поменялись с Элоди ролями. Она сидела за столом, а я проверял готовность картошки.
Безусловно, готовить ужин в компании девушки, прикрытой лишь двумя сантиметрами ткани, было крайне приятно, но я бы предпочел, чтобы этой девушкой была не Элоди. Я бы даже получил большее удовольствие, будь Элоди одета. Но загвоздка состояла в том, что Алекса не предложила мне перебраться к ней.
Вопрос, столь взволновавший ее в ту минуту, был не о нашем совместном проживании. Ее интересовала моя точка зрения на вопрос: «Способны ли люди, разговаривающие на разных языках, найти понимание?» А я подумал: «В интеллектуальном плане или…?»
Наткнувшись в ответ на мое ошеломленное, приправленное разочарованием молчание, Алекса, возможно, стала еще больше сомневаться в том, что ее волновало.
Однако теперь мы более-менее официально стали парой, хотя и жили раздельно. Я же изо всех сил изворачивался, отказываясь от приглашений Элоди заглянуть к ней в комнату. Объявив, что встречаюсь с девушкой, я раззадорил ее еще больше: она продолжала предлагать мне постельную аэробику, а по квартире расхаживала в том же, что оказывается на девушке в примерочной кабинке магазина белья. Она искусно изображала ярость при каждом моем категорическом отказе, но сомневаюсь, что это заботило ее на самом деле. Не уверенность в своих силах — это не про нее. Элоди продолжала приводить парней, вид которых ввел бы в экстаз поклонниц журнала «Vogue».