Мне это было сильно на лапу — лишний раз повидать Дженни и кое-что уточнить, и поэтому я попросил Фридриха согласиться на совместную поездку.
* * *
... Мы еще только подъезжали к дому Хартманнов, когда я увидел, что Моника безуспешно пытается отогнать какого-то сексуально озабоченного кудлатого Пса, крупнее меня раза в два, который нагло лез к Дженни под хвостик своим тупым, мерзким и похотливым носом!..
Я в машине прямо заметался от злости! Не буду скрывать, еще и от того, что мне показалось, будто Дженни не так уж активно сопротивляется половым притязаниям этого лохматого говнюка...
Как только Мозер остановил машину у действительно чудовищно безвкусных ворот дома Хартманнов, я тут же выскочил из «роллс-ройса» и с ходу дважды врезал этому кудлатому раздолбаю по харе!
От неожиданности раздолбай перекувырнулся пару раз, а затем, раздираемый неудовлетворенным желанием и жгучей обидой, с истошным лаем бросился на меня.
Но для Собак среднего размера у меня есть специально отработанный приемчик, после которого у них вместе с их Собачьей фанаберией и злобой мгновенно исчезает желание продолжать драку.
В тот момент, когда распаленный Пес в бешенстве бросается на вас, вы должны взвиться в воздух и уже под воздействием обычного земного притяжения (все знания по физике — от Шуры!) упасть сверху на загривок этого идиота всеми четырьмя лапами и с максимально выпущенными когтями. Можете тяпнуть его еще и клыками за холку. А можете этого и не делать. Он уже ваш. В том смысле, что от боли и ужаса ему уже не до сражений, а уж тем более не до ЭТОГО САМОГО... Сами понимаете — чего.
Что я и сделал. Когда этот лохматый болван бросился на меня, я подпрыгнул, он, естественно, пролетел подо мной, и я оказался у него на спине. Для верности я его все-таки тяпнул клыками!..
С жутким визгом этот сексуал-террорист помчался вдоль забора в конец улицы с такой скоростью, словно хотел выиграть первый приз на каких-нибудь Всемирных Собачьих бегах!
Я, как жокей, проскакал на нем метров сорок, потом мне это надоело, и я спрыгнул с этого кретина. Аккуратненько привел себя в порядок и неторопливо вернулся к дому Хартманнов с чувством исполненного долга и несколько преувеличенным чувством собственного достоинства...
Потом, по дороге в Кошачье-Собачий рай, в машине, — поцелуям, тисканьям и облизываниям не было конца. Естественно, я имею в виду Монику и Дженни. Не хватает еще, чтобы меня лизал Франц Мозер!
Фридрих, тот просто мягко и уважительно взял мою переднюю лапу в свои теплые ладони и, глядя на меня восхищенными глазами, тихо сказал:
— Ах, Кыся, Кыся... Сколько отваги, сколько мужества!..
— Да, герр фон Тифенбах, с таким котом нигде не страшно, — вставил свой голос сидящий за рулём Франц Мозер.
Сегодня он был как-то странно одет — будто швейцар ресторана. Я таких когда-то в Петербурге и по телику видел. Только у тех форма была расшита золотыми полосками по рукавам и воротнику. А у Мозера все было выдержано в строгом стиле — фуражка, брюки и что-то похожее на морской китель, только с отложным воротничком. И все темно-синее!
— Да, пожалуй, вы правы, Франц, — согласился с ним Фридрих. — А раз так, то будьте любезны, Франц, поищите какое-нибудь солидное бюро путешествий и закажите, пожалуйста, нам с Кысей поездку в Петербург, Москву и обратно.
У меня чуть сердце не остановилось! Вот оно!!! Вот ради чего я... Мне даже просить не пришлось!..
Я даже не унизился ни разу, хотя ведь был... был готов и к унижениям, только бы!.. Ах, Боже мой!.. Да неужели?!
От неожиданности я очень невежливо отпихнул Дженни, которая не могла прекратить своего благодарного облизывания моей морды и уже начала было даже опять так ЭРОТИЧЕСКИ ДЫШАТЬ, что на мгновением подумал: наверное, в каждой самой утонченной аристократке, где-то на дне сознания, гнездится примитивная потаскуха...
Но тут же я напрочь забыл о Дженни и аж весь напружинился, когда услышал дальнейший разговор.
— Папа, ты все-таки решил посетить Россию?, — спросила Моника.
— А почему бы и нет — под защитой Кыси?.. — улыбнулся Фридрих и погладил меня. — Вы же с Гельмутом были там совсем недавно. И кажется, даже брали с собой Дженни? И вернулись живые, здоровые.
— Но у Гельмута там были какие-то дела с русскими...
— Тем более! Говорят, что сейчас иметь дела с Россией опасно. И то у вас все прошло благополучно. А мы с Кысей просто совершим экскурсию. — И тут Фридрих сказал до боли знакомое словосочетание, которое я сотни раз слышал по телевизору: — По местам его бывшей боевой славы... Мне действительно очень хотелось бы посмотреть, во что превратился этот гигантский, чудовищный монстр с огромной атомной дубиной в руках после того, как он распался на враждующие между собой куски...
* * *
Конечно, если бы я не узнал, что мы с Фридрихом поедем в Россию, я бы так описал этот Кошачье-Собачий магазин, что читающие эти строки русские Кошки и Собаки рыдали бы в три ручья от зависти и сознания того, что, оказывается, можно прожить жизнь, состариться и умереть, даже не подозревая того, что только существует для западных Котов, Кошек и Собак, да и для любой домашне-животной твари в этих специальных мюнхенских магазинах!!!
«В голову не влазит!» — как говорил один знакомый мне киевский Кот последней волны эмиграции.
Но моя голова была доверху переполнена известием о поездке в Петербург, и ничто другое в ней уже действительно не умещалось...
Помню только, что Моника приобрела для Дженни меховую шубку с капюшоном и рукавами и новую пластмассовую косточку, пахнущую (чтоб мне провалиться!..) настоящим мясом. И что-то еще, в большом пакете, сильно витаминизированное и яркое. Что — понятия не имею.
Заплатила Моника за все это, как мне потом объяснил Фридрих, примерно стоимость небольшого подержанного автомобиля. Но расплатилась не живыми деньгами, а карточкой, похожей на календарик. Мало того, эту карточку ей вернули обратно!
Что бы ни предлагал мне Фридрих, я от всего отказывался самым решительным образом. Мне не нужны были ненастоящие кости, аляповатые игрушки для Котов-идиотов, особая многоярусная мебель для Кошек, обтянутая волокнистыми веревками или ковровым материалом для драпания когтями... И тому подобные всякие ихние примочки, которым я даже названий не ведал.
Отказывался я от всего по двум причинам. Во-первых, мне не хотелось менять образ жизни. Как говорят сегодня, терять свой менталитет и при помощи всех этих наверняка замечательных штук-дрюк насильственным образом становиться этакой западной «штучкой»! Это раз. А во-вторых...
Вот во-вторых — было самым болезненным.
Моя благодарность Фридриху — границ не знала! И от этого было еще страшнее то, что я собирался совершить в Петербурге. Я же в любом случае должен буду его покинуть. Потому что существуют Шура Плоткин, Водила, Кот-Бродяга... Я уже говорил об этом.