Я спрашиваю Дэна:
— Ты ему вколол?
Он отвечает:
— Ты же видишь. Он не мечется, а просто стоит.
— О’кей. — Водитель Майк выбирается из кабины и идет к нам по гравию, хлопая ладонями в перчатках. — Давайте сделаем это!
Они с Дэном перелезают через забор и раздвигают створки ворот паддока. Потом опускают пандус, ведущий в кузов грузовика.
Конь отскакивает в самый дальний угол и стоит левым боком к нам, роя землю копытом.
— Эй, Честер! Честер! — окликает Дэн мужчину, выглянувшего из карантинной конюшни. — Позови Джуди! По-моему, нам тут помощь потребуется!
Честер и Джуди занимают места по сторонам кузова, а Дэн и Майк начинают подбираться к мерину. Он стоит неподвижно, лишь голова высоко вскинута. Я вижу белок его единственного глаза.
— Ну давай, малыш, — шепчу я. — Давай. Никто тебя не обидит…
Дэну остается до него всего дюжина футов, когда конь вскидывается и бросается прочь. Проскочив мимо Дэна, он переходит на быструю рысь и обегает выгул, высоко задрав хвост и мотая головой. Потом вдруг резко останавливается, выбросив передние ноги, и весь окутывается облаком пыли.
Дэн и Майк снова начинают медленно подходить. Подпустив их почти вплотную, конь прижимает уши, встает на дыбы, разворачивается на задних ногах и вновь проскакивает мимо людей.
Когда он оказывается рядом с пандусом, Майк бросается вперед, взмахивая веревкой, но конь меняет направление, устремляясь в сторону Дэна.
Тому остается лишь досадливо покачать головой. Скоро они с Майком встают в первоначальную позицию, и все повторяется.
Всякий раз, когда они пытаются загнать коня в грузовик, он подпускает их на дюжину футов, после чего дает деру. В какой-то момент он проносится так близко, что Майку приходится вскочить на забор, спасаясь у него из-под ног. Конь не виноват, Майк просто оказался у него со слепой стороны.
— Так дело не пойдет, Дэн, — говорит Майк, слезая. — Принесу-ка я лучше пару морковок…
— Морковок? — Ева поворачивается ко мне. — А почему они сразу не попытались его поймать, подманив морковкой?
— Деточка, это термин такой, — говорю я. — Они имеют в виду специальный кнут.
— Но они же не собираются его бить?
— Нет, конечно.
Скоро Дэн и Майк появляются с короткими оранжевыми хлыстиками. Они движутся медленно, молча. Заняв свои места, они стоят неподвижно, как изваяния, пока лошадь не успокаивается. Тогда Дэн коротко кивает.
Они перепрыгивают забор и бросаются в атаку. Конь отскакивает к грузовику и разворачивается, чтобы сбежать, как обычно. Но Дэн и Майк раскидывают руки с зажатыми в них «морковками», не давая прохода. Конь вскидывается и пронзительно ржет. Мужчины наседают, размахивая хлыстиками.
И вот наконец мерин с грохотом копыт галопом взлетает по пандусу. Честер тотчас захлопывает деревянную створку, а Джуди защелкивает задвижку.
Сквозь металлическую решетку видно рыже-белое мельтешение. Конь мечется, рассекая копытами воздух. Он отчаянно ржет и вдруг принимается лягать железные стенки. Сперва он так и сыплет ударами, потом все реже и реже.
Честер и Джуди поднимают пандус и закрепляют его. Дэн наблюдает за происходящим, покачивая головой.
— Блин, Аннемари… Неужели ты все-таки уверена?
Я киваю.
— По-моему, — говорит он, — ты не понимаешь, во что вляпалась.
— Ладно, поглядим. — Я потираю ладони. — Давай-ка отвезем его домой.
Ева возбужденно мчится впереди, чтобы скорей шмыгнуть мимо папиного кресла на зады фургона. Подходя, я вижу Мутти за рулем. Она неодобрительно качает головой…
* * *
— Еще и хорошее пастбище на него тратить, — ворчит она, глядя, как Майк с Дэном готовятся выпустить мое приобретение в небольшое поле поблизости от конюшни.
— Это не пустая трата, Мутти, — говорю я с раздражением. — Прикинь, так ему не потребуется дополнительного сена.
— Но сюда уже нельзя пустить других лошадей? И это поле из оборота придется исключить?
— Да, на какое-то время. Дай срок, и он поладит с другими.
— Ты ни под каким видом не выпустишь его в табун, — резким тоном говорит Мутти.
— Нет, — говорю я. — Я не собираюсь делать это прямо сейчас. Я лишь пытаюсь сказать, что со временем он успокоится и подружится с другими лошадьми. Не будем сбрасывать со счетов такую возможность.
— Хм! — фыркает Мутти. — И это все из-за его масти?
Дэн и Майк запятили грузовик ко входу на пастбище и приготовились опустить пандус.
— Не знаю, Мутти. Может, ты и права.
— Возможно, нам, в конце концов, надо было приобрести другого, — произносит она и уходит, крутанувшись на каблуке.
Мне хочется догнать ее и спросить, что она имела в виду, но меня отвлекает, во-первых, шум сброшенного пандуса, а во-вторых, грохот копыт из грузовика.
* * *
Я, впрочем, не забыла ее загадочных слов. Позже, когда Брайан приехал укладывать папу в постель, а Ева засела перед телевизором, я тихо пробираюсь на кухню. Какое-то время я созерцаю спину Мутти, занятой посудой. Ее светлые волосы туго стянуты в узел, пребывающий на том же месте с самого начала времен, тонкие руки резко движутся туда-сюда — она домывает последнее блюдо. Сегодня она сотворила суфле из шпината с грибами и победоносно следила, как Ева брала добавку. Мутти, королева шницелей и любительница телятины, капитулировала.
— Какого «другого» ты имела в виду? — спрашиваю я.
— Ты о чем? — спрашивает она, не отвлекаясь от стремительно снующей губки.
Должно быть, она заметила мое отражение в окошке за раковиной.
Она нагибается и ногой отодвигает заснувшую Гарриет — что-то понадобилось в нижнем ящике буфета.
— Когда ты спросила меня, не захотела ли я этого коня из-за его масти, ты еще бросила: «Возможно, нам, в конце концов, надо было приобрести другого». Что ты имела в виду?
Мутти вытаскивает пирамиду кастрюль, приподнимает верхние три и вставляет вымытую на ее штатное место. Зрелище напоминает мне детские корзиночки, которые вкладываются одна в другую.
— Уже не важно, — произносит она. — Все равно все в прошлом.
— Что — все?
Мутти водворяет кастрюли в буфет и, не оборачиваясь, склоняется над сушилкой.
— Без толку ворошить прошлое, — слышу я наконец.
— Мутти, ну что такое? Говорила бы уже толком!
В это время из коридора вплывает Брайан. Он проходит через кухню и берет свою куртку с крючка возле двери.
— Антон уложен ко сну, — говорит он, нашаривая за спиной рукав. — Я вернусь завтра в восемь.