— Вы с ним переспали?
Ева в ужасе таращит глаза.
— Мам, ты че — вообще?..
— Я спрашиваю, вы переспали?
— Да нет же, нет! Мы с ним целовались, и все! Если тебе самой прямо не терпится прыгнуть со своим бойфрендом в постель, не думай, что я…
— Ева. Замолчи прямо сейчас.
Она замолкает и тихо стоит, только в глазах закипают слезы. Потом говорит:
— Я его люблю.
— Он для тебя слишком взрослый!
— Это не так. Мне через два месяца будет шестнадцать. А ему восемнадцать исполнится только в апреле.
— Не имеет значения.
Ева долго смотрит на меня и наконец спрашивает:
— Значит, дело в том, что он мексиканец?
— Нет, конечно, — говорю я.
— В том, в том! А ты — бессовестная расистка!
— А ты — по гроб жизни под домашним арестом, и все!
И я выскакиваю вон, снова грохая дверью. У меня за спиной на пол с дрызгом падает еще одна фотография.
* * *
Упав в постель, я долго лежу без сна, прислушиваясь, не стукнет ли задняя дверь. Надо было мне лично отвести Еву домой. Убедиться, что она вернулась к себе. Но я не сообразила. А теперь слишком поздно.
В конце концов я слышу, как открывается и закрывается дверь. Потом щелкает замок в ее спальне. Выждав еще минут десять, я спускаюсь на кухню.
Вот он, угловой шкафчик… Белых аптечных мешочков больше не видно, но бутылочка с валиумом на месте. Сегодня я пила вино, поэтому я аккуратно разламываю желтенькую таблетку и кладу половинку на язык. Открываю кран и склоняюсь над ним, пристраиваясь сбоку к бегущей струе. Когда я так делала в детстве, мама неизменно ругалась. Что на меня, конечно, не действовало.
Я возвращаюсь к себе и снова укладываюсь. Эффект от валиума не заставляет долго ждать.
Что касается Гарры, тут все по-настоящему жутко. Страшно даже представить, чем все может закончиться, но я должна верить, что выход все-таки есть. Если они там считают, что вот так просто явятся сюда и заберут его, они весьма ошибаются. Я за этого коня зубами и ногтями буду держаться. Я за него костьми лягу. Всех подробностей я еще не продумала, но уже завтра утром явившиеся искать пегую полосатую лошадь не обнаружат ее. Ясное дело, краска не вечная, но я хоть спрячу его в табуне, пока что-нибудь не образуется…
Ну ладно, а с Дэном что прикажете делать?.. У меня в ушах стоит звук, с которым его кулак врезался в стену, и всякий раз, когда я это вспоминаю, сердце так и переворачивается. «Бух!» — и дерево аж загудело. Когда ударила я сама, получилось «бряк-бряк», и костяшки до сих пор ноют.
Даже валиум не может справиться с вихрем адреналина. Все во мне болезненно тянется к Дэну. Мне жаль, что так получилось. До чего же мне жаль…
Я съехала с катушек. Я вела себя безобразно и сама это понимаю. Я жутко перепугалась. И не справилась со страхом.
Завтра я ему позвоню. Я извинюсь перед ним. Скажу ему, что это не я бог весть чего наговорила, а мой страх. На самом деле я ничего такого не имела в виду… Он ведь должен понять меня? Понять и простить? Ведь должен?..
Из последних сил убеждая себя, что все будет хорошо, я начинаю с отчаянием подозревать, что, похоже, на сей раз перегнула палку. Зашла слишком далеко.
Я закрываю глаза, борясь с нарастающей паникой…
Опять валиумное похмелье. Свинцовые, неподъемные веки. И гнилая картошка вместо извилин.
Открыв кое-как глаза, я вижу, что уже двадцать минут девятого. Я потрясенно вскакиваю, невзирая на свое состояние.
Обычно меня будит Ева… Сегодня, похоже, она остерегается мне попадаться, и я не могу ее за это винить. Я смотрю на Гарриет — она безмятежно похрапывает, вытянувшись по другую сторону постели. Нормальные собаки рано поутру будят хозяев и просятся на прогулку. Похоже, моя такса на самом деле не такса, а хорошо замаскировавшаяся кошка.
Я задерживаюсь на кухне, чтобы поджарить себе кусочек хлеба на завтрак. Потом открываю заднюю дверь и выползаю наружу.
Я стою на крыльце, потирая ладонями плечи. В руках у меня тост, так и не намазанный маслом. Погода оставляет странное ощущение. Температура упала градусов на пятнадцать, небо почти приобрело цвет горохового супа. Такое же зеленоватое. Дождя пока нет, но будет точно. Я это костями чувствую. Надо бы вернуться за курточкой, но я могу оказаться на кухне, как раз когда встанет папа…
Если, конечно, он встанет.
И Мутти — как она справится без помощи Брайана? Что вообще подвигло ее отказаться от услуг медбрата?..
Входя в конюшню, я слышу короткое ржание и замечаю лошадиную морду за прутьями денника. Ага! Вот что еще показалось мне странным. Пустые пастбища. Должно быть, Пи-Джей решил не выпускать лошадей, хотя почему — непонятно. Дождь им не страшен, по крайней мере летом. Ну, разве только гроза. Я беру себе на заметку спросить у него, почему лошади остались в конюшне.
Все еще потирая озябшие плечи, я иду в комнату отдыха. Я почти уверена, что встречу там Еву. Ее, однако, не видно. Я обшариваю все ее любимые места. Ни слуху ни духу.
Не иначе, как-то уговорила Мутти отвезти ее в лошадиный центр к Дэну. Благо понимает, что ввести Мутти в курс дела я никак не могла. Умная девка, что сказать. При других обстоятельствах — даже достойная восхищения.
Я иду наверх, где на спинке стула должна висеть моя флисовая толстовка… И, уже выходя, замечаю красный глазок пропущенного звонка на телефоне. Я снимаю трубку и ввожу код голосовой почты.
«Здравствуйте, — раздается мужской голос. — Вас беспокоит Харольд Обервейс. Мои работники недавно сено вам привозили… Так вот, мне сейчас позвонили из банка и говорят, что ваш чек не проходит. Пожалуйста, перезвоните как сможете, обсудим другую форму оплаты».
Меня накрывает очередная волна паники.
Вот еще новость — чек у них не проходит! Да на том счету должно быть полно денег!..
Я поспешно включаю компьютер… И минутой позже созерцаю свой баланс в Интернете.
Дерьмо. Господи. Проклятье… С нас сняли выплату по кредиту. Хотя я и говорила их менеджеру, что намерена уплатить позже.
Я хватаюсь за телефон. Коленки дергаются под столом. Пальцы свободной руки выбивают дробь по столешнице…
— Можно ли поговорить с Сильвией Рамирес? — спрашиваю я, когда отзывается оператор.
— Не вешайте трубку…
Щелчок переключения линии. Несколько секунд тишины. И наконец — женский голос:
— Сильвия Рамирес вас слушает.
— Здравствуйте, Сильвия. Это Аннемари Циммер с фермы «Кленовый ручей»…
— Привет, Аннемари, как поживаете?