Окошко захлопнулось, и послышался звук щеколды, встающей на место. В следующую секунду раздался освященный временем вопль: «Что, парни, а не пора ли вам по домам?» Входная дверь открылась, и улочка наполнилась людьми, пытающимися заставить голову двигаться в ту же сторону, что и ноги. Ну или наоборот.
В тени на заднем дворе трактира, где пахло старыми бочонками, Вилликинс сказал:
– Хотите заключить пари, что ваш кузнец мирно спит в своей постели, сэр?
– Нет, – ответил Ваймс, – но я чую неладное. По-моему, тут случилось убийство, только трупа нет – во всяком случае, нет целиком, – мрачно добавил он, когда Вилликинс открыл рот. – Чтобы с уверенностью назвать это убийством, Вилликинс, у жертвы должно недоставать чего-то жизненно важного, например головы. Или, допустим, крови, но в потемках ее все равно трудно собрать.
Они зашагали прочь, и Ваймс продолжал:
– Мертвец, по крайней мере, никуда уже не денется… ну, как правило… и вообще, это был долгий день, и мы много ходили, и возраст дает о себе знать, правда?
– Со стороны не особенно заметно, командор, – преданно отозвался Вилликинс.
Дверь открыл зевающий лакей, и, как только он ушел, Вилликинс вытащил из кармана пальто вонючий гоблинский палец и положил на стол в передней.
– Не такой уж большой ущерб для гоблина, если голова осталась на месте. Смотрите-ка, и правда кольцо. Судя по всему, каменное. Неплохая работа для гоблина.
– Животные не носят украшений, – сказал Ваймс. – Сам знаешь, Вилликинс, я и раньше это говорил, но из тебя бы получился отличный стражник, если бы не тот факт, что из тебя успел получиться прекрасный убийца.
Вилликинс ухмыльнулся.
– Я действительно подумывал в юности, не стать ли мне наемным убийцей, сэр, но, к сожалению, происхождение у меня неподходящее, и потом, у них правила.
Он помог Ваймсу снять куртку и продолжал:
– А на улице, командор, правило только одно: «Выживи». И мой старик, наверное, перевернулся бы в гробу, если бы я решил стать стражником.
– А я думал, ты не знал своего отца.
– Да, сэр, вы совершенно правы, но надо же учитывать наследственность, – Вилликинс вытащил щеточку и смахнул пылинку, прежде чем повесить куртку на вешалку. – Иногда мне действительно недостает отца, и тогда кажется вполне разумной идеей пойти на кладбище Мелких богов, крикнуть: «Папа, я хочу стать стражником!» – и посмотреть, какое надгробие шевельнется, сэр.
Камердинер по-прежнему ухмылялся. Ваймс не в первый раз подумал, что у него весьма необычный слуга, особенно учитывая, что оба они принадлежали к числу людей, которым идея слуги и господина совершенно чужда.
– Вилликинс, – и учти, я говорю совершенно искренне, – на твоем месте я бы сходил к Танти и крикнул это в известковую яму рядом с виселицей.
Лицо Вилликинса расплылось в улыбке.
– Спасибо, сэр. Вы сами понимаете, как это для меня много значит. А теперь, с вашего позволения, сэр, я сначала схожу и брошу свою куртку в печь для мусора, прежде чем лечь спать.
Сибилла перевернулась и уютно причмокнула во сне, когда Ваймс лег рядом. День выдался долгим, и он погрузился в розовый транс полусна-полубодрствования, что еще лучше сна, всплывая на поверхность каждый час, когда кто-то звонил на улице в колокольчик и кричал, что все спокойно.
А потом Ваймс проснулся, услышав грохот тяжелогруженой повозки по булыжникам. Пока он лежал в полусне, подозрения помогли ему проснуться окончательно. Камни? Вокруг Холла был сплошь проклятый гравий. Немногочисленные мозговые клетки, дежурившие в ночную смену, заработали, вопрошая, какого рода сельскохозяйственные работы производятся ночью. Местные жители выращивают грибы? Или репу нужно убирать в дом с холода? Может быть, это и есть так называемый севооборот? Мысли плавились в сонном мозгу, как крупинки сахара в большой чашке чаю, скользя и перетекая от клетки к клетке по нервным волокнам, пока не добрались до рецептора под названием «подозрение», который на медицинской диаграмме мозга стражника, скорее всего, был бы представлен хорошо заметной шишкой, гораздо крупнее выпуклости под названием «способность понимать длинные слова». Ваймс подумал: «А, контрабанда». Приободрившись и исполнившись надежд на будущее, он закрыл окно и вернулся в постель.
Кормежка в Холле была обильной, пышной и прочая и прочая. Ваймс был достаточно умудрен опытом и не сомневался, что старшие слуги доедают за господами остатки, а стало быть, уж позаботятся, чтобы остатки были. Памятуя об этом, он положил себе изрядную порцию рыбного жаркого и съел все четыре ломтика бекона, которые лежали у него на тарелке. Сибилла поцокала языком, но Ваймс ответил, что он, в конце концов, в отпуске, а значит, может делать то, чего не делает в другие дни. Сибилла логично заметила, что, следовательно, на повестке дня не должна стоять ловля правонарушителей, не правда ли? Но Ваймс был к этому готов и сказал, что, разумеется, он это понимает и именно поэтому намерен сводить Юного Сэма на прогулку в деревню, чтобы заодно поделиться подозрениями с местным стражником. Сибилла с явной ноткой недоверия сказала: «Ну ладно» и попросила взять с собой Вилликинса.
Это было еще одно свойство Сибиллы, которое глубоко поражало Ваймса. С той же уверенностью, с какой она считала, что под грубой оболочкой Шнобби Шноббса бьется золотое сердце, Сибилла полагала, что Ваймсу будет спокойней в обществе человека, который не отправлялся в путь, не прихватив с собой различные образчики уличного оружия, и однажды открыл бутылку пива чужими зубами. Сибилла была права, но некоторым образом это беспокоило.
Ваймс услышал звон дверного колокольчика; лакей открыл дверь, донесся приглушенный разговор и звуки чьих-то шагов по гравиевой дорожке к черному ходу. Это все были ненужные подробности – в том числе шаги лакея, вошедшего в комнату и что-то шептавшего госпоже Сибилле.
Он услышал, как жена сказала:
– Что? Что ж, наверное, его лучше пригласить.
Ваймс тут же навострил уши, когда леди Сибилла обратилась к нему:
– Пришел местный констебль. Ты можешь принять его в кабинете? Полицейские никогда не вытирают ноги как следует, особенно ты, Сэм.
Ваймс еще не видел здешний кабинет. В Холле было какое-то нескончаемое количество комнат. Руководствуясь указаниями очередной вращающейся горничной, он добрался до кабинета за несколько секунд до того, как лакей привел местного констебля. У лакея был вид человека, вынужденного иметь дело с дохлой крысой. По крайней мере, перед Ваймсом, предположительно, стоял местный констебль, хотя выглядел он скорее как сын местного констебля. Семнадцать лет, прикинул Ваймс. От парня пахло свиньями. Он стоял там, где его оставил лакей, и таращил глаза.
Спустя некоторое время Ваймс спросил:
– Чем могу помочь, офицер?
Юноша моргнул.
– Э… вы сэр Сэмюэль Ваймс?