– А вы кто такой?
Вопрос, казалось, застал молодого человека врасплох. Ваймс сжалился над ним и сказал:
– Сынок, сначала надо сказать, как тебя зовут, а потом уже спрашивать, действительно ли я – это я. В конце концов, я понятия не имею, кто ты такой. На тебе нет узнаваемой формы, ты не предъявил мне ни служебного удостоверения, ни значка, и шлема у тебя тоже нет. Тем не менее, чтобы не затягивать разговор до обеда, рискну предположить, что ты главный констебль в округе. Как тебя звать?
– Э… Наконец, сэр. Фини Наконец. Э… старший констебль Наконец.
Ваймсу стало немного стыдно – черт возьми, этот парень называл себя полицейским. Рассмеялся бы даже Шнобби Шноббс.
Вслух Ваймс сказал:
– Ну, старший констебль Наконец, я сэр Сэмюэль Ваймс, и прочая и прочая, и я как раз думал, что надо бы поговорить с тобой.
– Э… хорошо, сэр, потому что я как раз думал, что надо бы арестовать вас по подозрению в убийстве Джетро Джефферсона, местного кузнеца.
Выражение лица у Ваймса не изменилось. «Ну и что мне делать теперь? Ничего. «Вы имеете право хранить молчание», – говорил я сотням людей, зная, что это чушь собачья. И кое в чем я абсолютно уверен, а именно, что не прикасался к этому чертову кузнецу иначе как с воспитательными целями. А потому будет очень интересно выяснить, отчего этот юный простофиля так уверен, что может меня сцапать».
Стражник всегда должен учиться – и Ваймс научился от патриция Ветинари, что не следует реагировать ни на слова, ни на действия, пока ты в точности не решишь, как намерен поступить. Плюсов два – во-первых, ты не допустишь ошибки, а во-вторых, заставишь оппонента нервничать.
– Извините, сэр, но у меня ушел целый час, чтоб выгнать свиней и привести каталажку в приличный вид, сэр, там по-прежнему пахнет карболкой, сэр, и свиньями тоже, честно говоря, но я помыл стены, и там есть стул и кровать, на которой даже можно свернуться. А чтобы вы не заскучали, я принес журнал… – Он с надеждой взглянул на Ваймса, лицо которого по-прежнему было бесстрастное, буквально окаменевшее. Выдержав подобающую паузу, Ваймс спросил:
– Какой журнал?
– Э… а разве их несколько, сэр? Мы его давно храним. Он про свиней. Конечно, он уже слегка потертый, но свиньи есть свиньи…
Ваймс встал.
– Я намерен прогуляться, старший констебль. Можешь составить мне компанию, если угодно.
– Простите, сэр, но я вас арестовал!
– А вот и нет, сынок, – ответил Ваймс, направляясь к двери.
– Но я же ясно сказал, что вы арестованы, сэр! – это был почти жалобный вопль.
Ваймс открыл дверь и зашагал вниз по ступенькам. Фини рысил следом. Двое садовников, которые в противном случае отвернулись бы, застыли, опираясь на метлы, в ожидании интересного зрелища.
– Что, во имя всего святого, у тебя есть такого с собой, отчего мне станет ясно, что ты настоящий стражник? – через плечо поинтересовался Ваймс.
– У меня есть официальная дубинка, сэр. Это семейное достояние.
Сэм Ваймс остановился и обернулся.
– Ну, парень, если она официальная, то лучше дай-ка на нее взглянуть, слышишь? Давай, показывай!
Фини подчинился.
Это действительно была дубинка, на которой кто-то неопытной рукой выжег слово «закон», вероятно при помощи кочерги. Впрочем, весила она изрядно. Ваймс похлопал дубинкой по ладони и сказал:
– Ты намекнул, что, по-твоему, я потенциальный убийца – и сам отдал мне свое оружие? Тебе не кажется, что это неразумно?
Мимо проплыл сельский пейзаж, когда Ваймс пролетел через всю террасу и приземлился навзничь на клумбу, глядя в небо. Перед глазами у него возникло встревоженное – и отчего-то увеличенное – лицо Фини.
– Извините, командор. Я ни за что бы вас не ударил, но я не хотел, чтобы у вас сложилось неверное впечатление. Этот прием называется «бум-бац-ой-мой-зад».
Ваймс рассматривал синее небо над собой в состоянии необъяснимого покоя, а юноша продолжал:
– Понимаете ли, мой дед служил в юности матросом и плавал в Бханхбхангдук и в другие места, где живут всякие странные люди, и оттуда он привез мою бабушку, Минь Чань, и она кое-чему научила моего отца и меня… – Он шмыгнул носом. – Она умерла три месяца назад. А еще она научила матушку готовить. Бунь-минь-пей-сам до сих пор очень популярно в этих краях, и не так сложно раздобыть все ингредиенты, ведь до моря недалеко. Бонь-кан-пинг-понг здесь растет плохо, зато чоп-чок-сунь-вынь ничего себе. А, вы уже не такой бледный, сэр, что очень приятно.
Чувствуя ноющую боль в каждом суставе, Ваймс с трудом сел.
– Больше так не делай, слышишь?
– Постараюсь, сэр. Но вы арестованы, сэр.
– Я уже сказал, молодой человек, что ты не произвел арест должным образом! – Ваймс, отдуваясь, поднялся на ноги. – Чтобы арестовать подозреваемого по всем правилам, полицейский должен дотронуться до него, вот так, и отчетливо произнести слова «Ты арестован», хотя и необязательно уточнять, в чем именно подозревают данного подозреваемого. Тем временем… – и тут Ваймс врезал парню в солнечное сплетение так, что тот сложился вдвое, – не нужно зевать, особенно в том случае, мой мальчик, если ты намерен арестовать меня – позволь заметить, что ты до сих пор этого так и не сделал, какая жалость, ведь в противном случае ты бы мог привлечь меня к суду за сопротивление аресту, а также за нападение на стражника во время исполнения служебных обязанностей. Впрочем, мне все еще неизвестно наверняка, что ты действительно полицейский.
Ваймс сел на удобный камень и стал наблюдать, как Фини медленно распрямляется.
– Я Сэм Ваймс, парень, поэтому брось свои сунь-вынь-фокусы, ясно?
Фини, переводя дух, проговорил:
– …И однажды кто-нибудь тебе скажет: «Знаешь, кто я такой, констебль?» И ты ответишь: «Да, сэр, или, как вариант, мэм, вы человек, которого я допрашиваю в связи с вышеупомянутым преступлением», ну или что-то в этом духе, избегая фраз «Ну ты попал, мужик» или «Ты у меня теперь не вывернешься». Игнорируй, хотя и запоминай все угрозы в свой адрес. Закон един и неизменен. Его не волнует, кто есть кто, а поскольку в этот момент ты самым непосредственным образом и есть закон, следовательно, это не должно волновать тебя.
Ваймс стоял с раскрытым ртом, а Фини продолжал:
– Мы здесь нечасто получаем «Таймс», но я купил год назад лекарство для свиней, и оно было завернуто в «Таймс». Я увидел ваше имя. Вы там говорили, что такое быть полисменом. Я очень гордился, сэр.
Ваймс помнил эту речь. Он сочинил ее на выпуск свежеобученных констеблей из Школы стражников. Ваймс провел не один час в муках над листом бумаги. Изрядно мешал тот факт, что для него любой род литературы был в буквальном смысле тайной за семью печатями. Он показал речь Сибилле и спросил, не нужно ли, по ее мнению, обратиться к кому-нибудь за помощью, но та погладила мужа по голове и сказала: «Нет, дорогой, потому что тогда она будет выглядеть как речь, написанная кем-то для кого-то другого, а сейчас в ней виден стопроцентный Ваймс, точь-в-точь прорезающий тьму маяк». Это его подбодрило, потому что раньше он никогда не был таким маяком.