Задача свелась к тому, чтобы преодолеть одержимость в отношении крыс и анальный эротизм пациента. В раннем детстве у Лертцинга глисты вызвали раздражение заднего прохода. Еще до того, как он пошарил под юбкой фрейлейн Петер, родители назвали его пенис червяком. В его сознании крысы ассоциировались с деньгами, что свойственно лицам, склонным к анальному эротизму. Когда доктор Фрейд назвал размер гонорара за час процедуры, Лертцинг пробормотал про себя: «Как много флоринов, как много крыс!» Его отец получил кличку Картежная Крыса во время службы в армии за то, что уклонялся от уплаты проигрыша. Рассказ капитана о крысах в сочетании с командой оплатить долг за очки еще теснее связал для него крыс и деньги.
Однако более важной была склонность к анальному половому сношению. Отвращение к армейскому капитану выражало влечение к гомосексуализму.
Чтобы полностью удалить отложившееся в подсознании за детские годы, разрушить структуру фантазии, питавших одержимость крысами, потребовались ежедневные сеансы в течение одиннадцати месяцев. Пациент, сначала отшатнувшийся от патологических откровений своего подсознания, затем прозрел и стал внимательно вдумываться в фантазии, навязчивые страхи, овладевшие им. Ныне же, когда забытые воспоминания и конфликты перешли в сознание, он понял, что его отец действительно умер, он не совершал преступления по отношению к нему и что его одержимость вызвана событиями детских лет, над которыми он не властен.
Как только Лертцинг освободился от навязчивого страха, связанного с крысами, Зигмунд счел его вылечившимся. Адвокат возобновил юридическую практику. До того как отпустить его, Зигмунд просил разрешения опубликовать историю лечения, уверив Лертцинга, что его имя не будет раскрыто. Лертцинг согласился.
Зигмунд решил засесть за работу летом, когда будет свободен и сможет спокойно писать.
Карл Абрахам приехал из Берлина в середине декабря 1907 года, чтобы, подобно Карлу Юнгу, провести целый день с Зигмундом Фрейдом. Зигмунд сердечно приветствовал Абрахама, тридцатилетнего врача, заявлявшего в своих письмах Фрейду, что считает его своим учителем. Хотя в прозрачных глазах Карла Абрахама светилось восхищение, он был по натуре сдержанным человеком. Если Карл Юнг в первые три часа визита обрушил на Зигмунда шквал слов, то Карл Абрахам явно хотел в первые три часа встречи только слушать. Он был среднего роста, поджарый, с открытым лицом и приветливыми глазами, смотревшими на мир со спокойным оптимизмом. Гладковыбритый, со скромными усиками, он был коротко острижен, особенно на висках, и имел небольшие бакенбарды. На нем были красивый черный костюм и галстук; на белоснежных манжетах выделялись четким рисунком запонки. На правой руке блестело обручальное кольцо.
– Итак, вы приняли окончательное решение оставить мир официальных учреждений? – спросил Зигмунд, после того как представил Марту, а горничная принесла кофе.
– Да, профессор Фрейд. Я прослужил четыре года в Дальдорфе, в Берлинском муниципальном госпитале для душевнобольных, не питая особого интереса к психиатрии. Моя подготовка была весьма схожа с вашей: первоначально я обучался гистологии, патологии и анатомии мозга. Затем, поработав в учреждениях для душевнобольных, я заинтересовался самими пациентами. Мы абсолютно не представляем, что происходит в их головах или в нервной системе. Да и желания узнать не было, Была всего–навсего обыденная работа. Именно поэтому я написал профессору Блейлеру в Бургхёльцли; я читал часть их материалов и пришел к выводу, что они ищут причины. На мой взгляд, в Европе это наиболее творческий госпиталь по психическим заболеваниям. На этом основании я поступил к ним, и через два года, когда Карл Юнг рекомендовал Блейлеру взять меня в ассистенты, я поехал в Берлин, там женился, а затем вернулся с женой и поселился в десяти минутах ходьбы от Бургхельцли.
Зигмунд улыбнулся, вспомнив о том, как он с Мартой искал квартиру и как его сестра Роза покупала тяжелую мебель из красного дерева.
– Я выбрал правильное место, – продолжал Карл Абрахам хорошо поставленным голосом, – но по ошибочным соображениям. От Блейлера и Юнга я узнал многое о преждевременном слабоумии, этому помогли и три года наблюдений за пациентами. Однако меня ожидала в Бургхёльцли совсем другая удача: здесь я узнал о профессоре Зигмунде Фрейде и его исследованиях бессознательного. Блейлер и Юнг посоветовали мне прочитать ваши книги. Почти два года, используя послеполуденный час, когда врачи пьют чай и отдыхают, мы обсуждали ваши теории и рассказывали о них нашим пациентам.
– Теперь вы открыли кабинет в Берлине и собираетесь стать первым психоаналитиком в Германии?
– Да. Знаю, что поначалу будет трудно, поскольку могу полагаться лишь на свой заработок. Разве не такова судьба молодых врачей? Я решил стать психоаналитиком по методу Фрейда, хотя некоторое время буду заниматься обычной психиатрией. Доктор Оппенгейм, владеющий | частным санаторием, – мой кузен по жене; он обеспечит мне разовую работу в клинике. О, не психоаналитическую, это он мне дал ясно понять! Но у меня есть друзья среди врачей, которые, надеюсь, будут направлять ко мне пациентов. – Он посмотрел на Зигмунда с робкой улыбкой. – Конечно, лишь после того, как другие методы лечения окажутся безнадежными! С вашего разрешения я образую Психоаналитическое общество и стану проводить встречи у себя в Берлине, как вы их проводите здесь уже пять лет.
Зигмунд сердечно одобрил намерения гостя и затем сказал:
– Если я назову вас своим учеником и последователем, то, полагаю, это не устыдит вас и в этом случае я смогу оказать вам содействие. Часто пациенты из Германии нуждаются в помощи, а у меня не было никого, к кому я мог бы их направлять. Теперь буду рекомендовать вас.
Карл Абрахам обладал светлым, спокойным характером. Насколько мог понять Зигмунд, у него не было скрытого опасения или смущения. Зигмунд пытался предостеречь Абрахама относительно противодействия и отторжения нового метода, с которыми, возможно, тому придется столкнуться. Абрахам спокойно выслушал рассказ Зигмунда о прожитых им бурных годах, затем ответил уверенным тоном:
– Несмотря на возражения и нападки противников, – я много читал об оскорблениях, обрушивавшихся на вас на конгрессах психиатров и в печати, – я все еще верю, что если смогу в Берлине спокойно поспорить с самыми яростными из оппонентов, то, видимо, мы найдем почву для согласия.
До того как Марта позвала их на семейный обед, они успели обсудить ряд случаев, с которыми имел дело Зигмунд, и примененные им методы. Зигмунду стало очевидно, что Карлу Абрахаму, никогда не занимавшемуся частной практикой, было бы полезно несколько месяцев заняться аналитической подготовкой, но вопрос об этом так и не встал, и Абрахам должен был вернуться в Берлин. Обладая большой проницательностью, он хорошо воспринял беседу, которую Зигмунд не без умысла превратил в семинар.
Причину радушного отношения Абрахама к жизни Зигмунд обнаружил, когда они, укутавшись в пальто и обвязав себя шерстяными шарфами, целый час прогуливались вдоль Дуная, глядя на Венский лес с оголенными ветвями, четко различимыми на фоне неба. Абрахам принадлежал к небольшому числу молодых людей с безоблачным детством. Его отец был учителем староеврейского языка в древнеганзейском Бремене. В двадцать лет он влюбился в двоюродную сестру, родители которой были против брака, зная, что педагоги мало зарабатывают. Тогда отец Абрахама, подобно Якобу Фрейду, занялся оптовой торговлей. Старший брат Карла не отличался крепким здоровьем и не мог заниматься спортом, и, чтобы не дразнить его, Карлу пришлось ограничивать себя. Но он сумел пристраститься к плаванию и к вылазкам в горы в компании молодого дяди. В гимназии он увлекся языками и филологией и в пятнадцать лет написал небольшую книжонку о сравнительном изучении языков, в которой была глава, посвященная слову «отец» на трехстах двадцати языках. Он гордился знанием латинского и греческого; ко времени поступления в университет мог читать и говорить на английском, испанском и итальянском языках. Подобно Карлу Юнгу, мечтавшему стать археологом, но вынужденному отказаться от этого, так как в Цюрихе не было кафедры археологии, Карл Абрахам, склонявшийся к изучению истории языков, должен был расстаться с таким намерением, так как в Бремене не было университета, а в других немецких университетах, куда он мог рассчитывать попасть, не было соответствующих кафедр. Семья хотела, чтобы он стал дантистом. Однако после одного семестра в университете Вюрцбурга в Южной Германии он вернулся домой и сообщил родителям о своем намерении стать врачом. Он перевелся в университет Фрайбурга, где попал под влияние молодого профессора, специалиста в области гистологии и эмбриологии. Затем перебрался в Берлин, где имелась возможность заняться анатомией мозга. Таким был путь, приведший его на Берггассе, 19.