– Ты должна была позволить мне пойти за помощью, Мадди. И что теперь делать?
– Не знаю. Что-нибудь придумаю, – вздохнула Мадди и снова легла, побежденная усталостью. Она закрыла глаза и уснула. Ребенок лежал рядом, завернутый в полотенце.
Этот день был самым длинным в жизни Глории. Она сидела у кровати, потрясенная случившимся, словно пришибленная огромным молотом. Нужно что-то предпринять до возвращения Элис. Как могла Мадди заснуть, словно ничего и не случилось?
Она смотрела на сверток и понимала, что сейчас все зависит от нее. Бедняга Мадди нуждается в отдыхе после такой боли и мук. Ей придется вернуться в Бруклин, словно ничего не случилось. И все будет шито-крыто. Но весь этот кошмар необходимо убрать как можно скорее.
Внизу горел огонь, и можно сжечь газету и полотенце. Но как похоронить эту кроху? Может, позвать викария? Но уже слишком поздно, чтобы сделать то, что полагается в таких случаях. Теперь все зависит только от Глории. Конечно, несправедливо, что весь ужас лег на ее плечи, но она ведь подруга Мадди. И они должны держаться вместе.
Возможно, когда-нибудь Мадди тоже ей поможет. Для чего тогда друзья, если не выручать друг друга?
Но для глупых мыслей не было времени. Следует сделать все необходимое, да поскорее. Лучше, если Мадди ничего не узнает о подробностях. В фильмах повитухи берут мертворожденных и спокойно уносят куда-то. Очевидно, бедняга еще не был готов появиться на свет. Слишком рано… И в каком-то смысле это даже хорошо. Иначе, что было бы с Мадди? Ее бы просто стерли с лица земли!
Глория в последний раз глянула на ребенка, похожего на освежеванного кролика. Это неправильно, плохо, что у него не было ни единого шанса. И теперь ее долг – выбрать для него последнее место упокоения.
На этот раз в снах Мадди чернели бесконечные туннели, которые захлестывала вода, и она жалась на карнизе, но поток унес ее в бассейн, где резвился маленький Дитер, розовый и улыбающийся. Она поплыла к нему. Но он стал тонуть, и она не смогла дотянуться до него или найти его на дне бассейна. Мадди нырнула, но зеленая муть ослепила ее. Она шарила по дну руками, искала, искала, чтобы поймать его ножку, как мыло в ванне. Он выскользнул, и Мадди в панике проснулась, потная, мокрая… но ведь это всего лишь сон.
Комната напоминала чердак в «Олд Вик». Живот ныл. Между ног было заткнуто полотенце.
Мадди забыла о сне, но по-прежнему ничего не понимала. Знала только, что случилось нечто ужасное.
Она села, и комната закружилась перед глазами. Где ребенок? Где Глория?
Случившееся прошлой ночью всплывало перед глазами расплывающимися картинками. Неужели ребенок все еще в ней? Но живот совсем плоский. Кто-то исполосовал ее внутренности…
Она сползла с кровати и нашла горшок. Внутри все горело, а в горшке была кровь.
Но тут в комнату просунулась голова Элис, явно жаждавшей похвастаться свеженьким перманентом.
– Сильное кровотечение? Это у тебя месячные такие? Противно со всем этим возиться. Нужны еще прокладки? У меня в комнате есть бумажные полотенца. Выглядишь, как ожившая смерть. Может, чаю?
Мадди слабо кивнула. Нужно сделать над собой усилие, подняться и вести себя как обычно. Но она не смогла найти слаксы, и Глория куда-то исчезла. Судя по тому, как выглядела комната, им удалось сохранить тайну. Все прибрано, простыни чистые. И она не помнила, как вставала с кровати. Но сон вертелся в голове: застывшее лицо маленького Дитера, безжизненное тельце на руках. Где он? Так хочется взять его, прижать к себе. Но он будто так и не родился третьего апреля сорок восьмого года…
Элис принесла чай и кусочек сырого тоста. Магги проголодалась и с благодарностью кивнула ей.
– Глория пошла к Ганнам, – сообщила Элис, садясь на край кровати. – Вернется к ужину. Она такая хорошая нянька! Как поживает твоя бабка? Мы слышали, она быстро слабеет.
В Сауэртуайте все обо всем знали, а уж жизнь Белфилдов всегда была источником сплетен. Нельзя доставлять семье неприятности, их и без того предостаточно.
Сверхчеловеческим усилием воли Мадди встала, пытаясь не показать Элис, в каком она состоянии.
– Глория высушила твою одежду. Ужасно, когда это случается неожиданнно, – улыбнулась Элис. – Сейчас принесу, если хочешь.
Мадди никому еще не была так благодарна, как этой девушке за ее доброту и за то, что доверчивая Элис поверила их истории. Никто ничего не узнает.
Она взяла у Элис еще одну прокладку, в надежде, что продержится до возвращения домой. Теперь болели груди, так сильно, что она едва дышала.
Мадди с трудом зашнуровала корсет… но нужно выглядеть так, словно ничего не случилось. Словно у нее не вырвали внутренности, чтобы ребенок появился на свет мертвым.
Но сейчас ей об этом нельзя думать. Нужно одеться, собрать вещи, оставить записку Глории на кухонном столе и попросить ее зайти.
Они встретятся, и тогда Мадди узнает, где лежит малыш Дитер… Или она не хочет знать? Прошлая ночь – туман боли и страха.
Ее охватило смятение. Сердце сжимала боль, сменявшаяся облегчением. То, чего она не знала и не видела, не может быть реальностью. Никаких родов не было, и все. Неужели скрыть роды – это так плохо? Преступление ли это?
Ей приснился кошмар, который плохо помнила, словно он случился с кем-то еще, а не с ней.
А вдруг она втянула Глорию в неприятности?
Но сейчас ей трудно думать. Если ребенок родился мертвым, значит, не в чем и признаваться.
В затуманенном мозгу крутились отговорки, ложь, ужасные картины…
Дорога в Бруклин отняла все ее силы. Она заставила себя сосредоточиться только на том, чтобы попеременно ставить одну ногу впереди другой. И думала она только о том, чтобы вползти на лестницу, забраться под пуховое одеяло и проспать сто лет.
Она ковыляла по Аллее Слез. Если бы малыш выжил… Что сказали бы родственники по поводу появления нового Белфилда, англо-немецкого гибрида? Если бы это выжило, пришлось бы ей идти по этой Аллее?
Почему она называет ребенка «это», как вещь?
Ей больше никогда не хотелось вспоминать эту историю.
У крыльца стояли машины, много черных машин. И по ступенькам спускался мужчина во фраке, который при виде нее снял котелок и поклонился:
– А, мисс Белфилд! Примите наши глубочайшие соболезнования по поводу вашей скорбной потери. Сауэртуайт много потеряет от кончины вашей бабушки.
Мадди кивнула, сначала не поняв, в чем дело. Но потом узнала Альфреда Платта, столяра, владельца похоронного бюро, и с заколотившимся сердцем увидела насупленную Плам с неодобрительно поджатыми губами.
– Где ты, спрашивается, была? Где провела ночь? Можно подумать, мне больше беспокоиться не о чем! Неужели не могла остаться дома хотя бы на день и помочь мне справиться со всем этим? – процедила она.