Наклонившись, капитан подобрал обломок от алтаря. Здесь же, в раскопе, отыскался смятый кубок. Церковь старинная, повидала немало, не исключено, что именно из этого сосуда когда-то причащались тевтонские рыцари, прежде чем отправиться в крестовый поход.
Подозвав адъютанта движением пальца, Уолтер Хорн распорядился:
– Развалины оцепить. Думаю, что здесь найдется еще немало ценного, – показал он на расплющенный кубок. – Потом напишете мне подробнейший доклад.
– Слушаюсь, сэр! – козырнул двадцатилетний сержант.
Генерал Паттон настоял на том, чтобы он взял этого молодца к себе в штат, сдержанно заметив, что совсем недавно морской пехотинец охранял самого президента Америки Франклина Рузвельта. Оно, конечно, и лестно заполучить столь ценного новобранца, но только трудно было найти применение великану в его ведомстве. И после некоторого раздумья капитан решил оставить его при себе, сделав адъютантом.
Служил Рузвельту, послужит и Уолтеру Хорну.
Парень, услышав о решении, немного загрустил, разумеется, он рвался на передовую, за наградами. Отправляясь на фронт, вряд ли предполагал, что придется заниматься писаниной и оприходовать ценности. Но ведь кому-то нужно заниматься и этим, а победа состоит из многих, на первый взгляд, незначительных вещей.
Если будет вести себя примерно, то без орденов не останется. Так что с войны вернется еще героем. Будет что впоследствии рассказывать внукам.
Единственным целым зданием в близлежащих кварталах оставалась небольшая сторожка около церкви, сделанная из гранитных блоков. Она представляла собой сплошной монолит. Но ей тоже досталось, – посеченная осколками снарядов, сторожка выглядела израненной.
Дверь неожиданно открылась, и на битый кирпич, сгибаясь под тяжестью лет, вышел тощий старик:
– Вы кого-то ищете? – спросил он на приличном английском.
– Вы здешний сторож?
– Нет… Здесь когда-то сторожем был мой сын. Но год назад его забрали на Восточный фронт. Мой дом разрушен, и я просто у него живу.
– Кажется, в этой церкви находилось Копье судьбы?
– Перед самым налетом союзников его вывезли в «Дом Дюрера».
– Что сейчас с «Домом Дюрера»?
– Он точно в таком же состоянии, как и эта церковь, – махнул старик на развалины.
– А где же тогда находится Копье судьбы?
– Полагаю, что его увезли куда-то в более безопасное место. Фюрер им очень дорожил.
– Кто может знать об этом?
– Об этом может знать только бургомистр Либель.
– Почему именно он?
– Потому что именно он является хранителем Копья.
– Откуда вам это известно?
Пожав плечами, старик отвечал:
– Об этом все знают.
– А где можно найти бургомистра?
– Вы его в городе не найдете, – обвел он свободной рукой руины. – Тут даже и укрыться негде. За городом у него есть дом, вот там он и проживает.
Столь редкая удача случается не сразу, – едва приехал в город, как тотчас напал на след Священного копья. Стараясь не поддаваться распирающим эмоциям, капитан сдержанно спросил:
– Вы в этом уверены?
– А куда же ему деться? – пожал плечами старик. – На правом берегу реки Пегниц у него стоит большой дом. Он виден издалека.
– Откуда вы так хорошо разговариваете по-английски? – улыбнувшись, капитан перешел на немецкий язык.
– Моя покойная жена была англичанка. Так что пришлось выучить.
– Если у вас возникнут какие-то трудности, обращайтесь ко мне. Меня зовут капитан Хорн. Я еще будут здесь некоторое время.
Козырнув, капитан направился к машине. На заднем сиденье с унылой физиономией сидел сержант Джон Лоренс. Свою фронтовую жизнь он представлял несколько иначе, а теперь еще одно бумажное поручение, требующее немедленного разрешения. Уж лучше бы он катал по Белому дому господина Президента.
– Вот что, Джон, – повернувшись к сержанту, проговорил Уолтер Хорн. – Нам нужен бургомистр Нюрнберга Вилли Либель. Узнаешь, где находится его дом, и арестуй его. И предупреждаю, – погрозил капитан пальцем. – Стрелять нужно только в самом крайнем случае. Этого господина Либеля следует обязательно взять живым!
* * *
Фронт неумолимо приближался к городу. Раскаты орудий становились все продолжительнее, а грохот делался все сильнее. Уже не было ни для кого секретом, что через два-три дня, максимум через неделю, американцы сомнут немногие части, выставленные на пути их продвижения, и войдут в Нюрнберг.
Двадцать восьмого июля в солнечный ясный день бургомистр решил созвать совещание, на котором в последний раз решил выслушать всех начальников подразделений. Обычно на таких совещаниях присутствовал и господин Либель, но накануне бургомистр вдруг почувствовал недомогание и, позвонив в ратушу, сообщил о том, что приехать не сможет.
Возможно, именно нездоровье спасло его от гибели. Уже через час с западной стороны к городу подлетело несколько десятков бомбардировщиков. Не встречая особого сопротивления, они летели необычайно низко над землей, сделав разворот как раз над его загородным домом. Высунувшись из окна, Либель мог рассмотреть в кабинах американских пилотов.
Первый массированный авианалет пришелся на ратушу и близлежащие кварталы. Где-то внизу робко огрызнулась артиллерия, а потом залпы умолкли в грохоте бомб. Земля содрогнулась от страшного грохота. Через открытое окно Либель видел, как над городом полыхнуло пламя, и дым в считаные секунды застелил горизонт. После первой волны бомбардировщиков пошла вторая. За ней третья, четвертая…
Либель с ужасом думал о том, что вряд ли в этом огне могло уцелеть хоть что-то живое. С тоской подумал о том, что с этой минуты он лишился работы, более не стало сослуживцев и друзей.
* * *
Войска, лишенные единого командования, беспорядочно отступали. В этой суматохе про бургомистра просто позабыли. Каждый был озабочен собственным спасением. Американцы объявились в городе неожиданно, просто вдруг смолкли орудия, а когда он выглянул в окно, то увидел, что по дороге мимо его дома движется колонна армейских машин. Уходить было некуда.
Весь следующий день он ждал ареста. Поначалу было просто не до него, где-то на окраине города трещали автоматные очереди, – сопротивление оказывали разрозненные отряды СС, скрывавшиеся в разрушенных зданиях. Потом умолкли и они.
Так прошли последующие пять дней. Не зная, чем себя занять, он в немереных количествах поглощал марочное вино, которого в глубоком подвале его дома было десятки тысяч бутылок. Во всяком случае, через бокал вина жизнь выглядела не столь удручающей, какой виделась из окон его дома.
На шестой день господин Либель затуманенным взором глянул на часы, – маленькая стрелка неминуемо приближалась к шести. Даже сейчас он просыпался по обыкновению рано, но, не зная, чем себя занять, велел принести Эриху, старому слуге, который когда-то служил еще его отцу, дюжину бутылок рейнского вина.