Когда речь шла об аттестатах зрелости, мать Бернард и брат Хили жестоко соперничали друг с другом. Результаты выпускных экзаменов публиковали в местной газете, чтобы все могли их увидеть и сравнить. Брат Хили всегда говорил, что у матери Бернард есть фора. Девочки изучают такие легкие предметы, как искусство и домашнее хозяйство. Поэтому матери Бернард нетрудно ставить им высокие отметки и вручать награды.
Но монахини были уверены, что матери Бернард приходится труднее. Многие мелкие фермеры были заинтересованы в том, чтобы их дочери получили только начальное образование, достаточное для жены фермера. Французский язык и латынь были у них не в чести. Они предпочли бы, чтобы школьниц учили сбивать масло и выращивать кур, и были по-своему правы. Зачем поощрять надежды девочки, которой предстоит оставить родительский дом и переехать в такую же деревню?
— Каков ваш урожай в этом году, брат Хили? — учтиво спросила мать Бернард, тщательно скрывая свой интерес и пытаясь оценить собственные шансы в ежегодном состязании.
— Болваны, мать Бернард. Лодыри и тупицы. А что у вас?.. Наверное, в этом году одни сливки?
— Пустышки, брат Хили. Пустые головы, в которых нет ничего, кроме джаза.
— Да, все они просто помешались на джазе, — подтвердил брат Хили.
Хотя во взглядах на молодежь Лох-Гласса учителя были одного мнения, но музыкальные вкусы своих выпускников оценивали неправильно. На джазе было помешано предыдущее поколение. Звуки, гремевшие в ушах и сердцах юных жителей Лох-Гласса, были звуками зарождавшегося рок-н-ролла.
— Питер, поговоришь с Клио?
— Нет, Лилиан. Честно говоря, не буду.
— Вот до чего дошло… Отец не хочет разговаривать с собственной дочерью.
— Да, это моя дочь, но меня просят поговорить с ней только тогда, когда случается что-то ужасное, за что ей голову оторвать мало… Лилиан, пойми, сегодня у меня был трудный день. Хуже не бывает. И у меня нет настроения говорить ни с дочерьми, ни даже с женой. Я собираюсь сходить к Лапчатому и выпить пинту пива с моим другом Мартином. Ясно?
— Ясно. Вот какова благодарность за то, что я занимаюсь домом и ращу девчонок, которые превращаются в малолетних преступниц!
— Оставь их в покое. Они исправятся, когда поймут, что это бессмысленно.
Питер Келли хлопнул дверью. Он знал, что преступление Анны имело какое-то отношение к духам и косметике. И подозревал, что Клио без спроса проколола уши, как цыганка. Все это было слишком банально. Питер быстро направился к Лапчатому, где его ждали мир и покой.
Однако выяснилось, что мира и покоя у Лапчатого тоже не густо… В углу распевал мистер Хики.
— Джон, я уже как-то говорил тебе, говорил десять раз. Здесь тебе не концертный зал, — увещевал его хозяин.
— Кончай болтать, Лапчатый. Ты в глаза не видал концертного зала.
— Ну, этот зал я вижу. Более того, он принадлежит мне. Можешь быть уверен: если ты сейчас же не прекратишь свой кошачий вой, больше ни пинты не получишь.
— Ты выгоняешь меня? Я не ослышался? Меня, Джона Дж. Хики, мясника высшей категории, выгоняешь из своей паршивой забегаловки?
— Ты меня слышал, Джон, — сказал Лапчатый.
— Что ж, если меня выгонят из твоей дыры, это будет честью! Честью, которую я буду носить с гордостью. — Он шатаясь пошел к двери. — А честь не позволяет пить со всяким сбродом, который здесь собирается.
Мистер Хики любезно улыбнулся соседям, друзьям и клиентам и вывалился на свежий воздух, которым ему предстояло дышать до самого бара Фоули.
Мартин и Питер обменялись взглядами.
— Хорошая работа, Лапчатый, — с одобрением сказал Питер.
— Доктор Келли, не могли бы вы его припугнуть? Сказать, что у него печень не в порядке?.. Тем более что это наверняка правда, — добавил Лапчатый.
— Нет, Лапчатый, не могу. Я не в том положении, чтобы пугать его. Потому что он торчит в этой пивной каждый вечер, сколько я себя помню. И ты тоже не в том положении, потому что продолжаешь продавать ему выпивку. В этом странном мире никто не выполняет свои обязанности.
Лапчатый что-то проворчал и пошел накрывать на стол в другом конце пивной. Но тут дверь открылась, и на пороге возникла миссис Хики, державшая на подносе что-то странное.
— Что это, миссис Хики? — неуверенно спросил Лапчатый.
— Ах, Лапчатый, это овечья голова. Я думала, тебе будет приятно видеть ее, да и всем твоим клиентам тоже…
По пивной пронесся ропот. Это темное помещение с низким потолком, оформлением напоминавшее сарай, не было предназначено для дам, тем более со здоровенной овечьей башкой на белом подносе.
— Да, спасибо, миссис Хики. Большое спасибо.
— Я обнесу голову по кругу, чтобы каждый мог рассмотреть ее как следует. — В глазах женщины горел сумасшедший блеск; никому не хотелось расстраивать миссис Хики и вступать с ней беседу. Когда предмет оказывался в поле их зрения, все кивали и бормотали что-то одобрительное. — Именно так выглядит Джон, когда каждый вечер возвращается домой. Черты и цвет лица у него точь-в-точь такие, как у этой головы. Я подумала, что вы не откажетесь увидеть эту картину сами.
— Ну, в данный момент Джона здесь нет… — неловко начал Лапчатый. — Но когда мы его увидим… ну… — Фраза повисла в воздухе.
— Можете не трудиться, — ядовито ответила миссис Хики. — Я просто хотела показать всем присутствующим, что их ждет.
— Спасибо, миссис Хики, — мрачно ответил Лапчатый, намекая, что представление окончено.
— Ты хотел бы жить в другом месте? — спросил Мартин Питера Келли, когда миссис Хики и ее поднос благополучно покинули помещение.
Питер Келли пришел сюда, чтобы пожаловаться на общество, в котором они живут, и на людей, говоривших ему, что смерть ребенка — к лучшему. К лучшему, потому что у девочки нет отца. Больше всего его возмущала извращенная ханжеская мораль, согласно которой внебрачному ребенку лучше умереть, чем расти окруженным любовью в маленькой горной деревушке. Но рядом был Мартин, мирный, добродушный и воспринимавший все, что происходило в Лох-Глассе, с юмором. Разве можно было вымещать на нем зло?
— Ты прав, Мартин, — с усилием сказал Питер. — Тут есть все, кроме постоянно действующего цирка с тремя аренами. Мора говорит, что в Лох-Глассе больше жизни, чем во всем Дублине.
Придя домой, Кит увидела, что Рита красит забор белой краской.
— Тебе помочь? У нас есть еще одна кисть?
— А разве заниматься тебе не нужно?
— Ох, Рита, и ты туда же… Я начну красить с другого конца.
— Сначала форму сними. — Кит сразу скинула платье, оставшись в лифчике и трусиках. — Я имела в виду не это, — засмеялась Рита. — Надень что-нибудь другое.
— Какой смысл? Пока я поднимусь, переоденусь и спущусь снова, ты уже закончишь. Да и кто меня здесь увидит, кроме Фарука?