Уэйд посмотрел на Сократа, и я этот взгляд не совсем поняла, но явно понял Сократ, потому что он добавил:
— Его отец покрупнее меня, похож скорее на вас и ваших ребят. — Сократ вдруг улыбнулся — счастливой улыбкой на смуглом лице. — Я видел, как он одним ударом прорывал линии защиты.
— Вы играли в футбол?
— В школе. Для команды колледжа у меня ни массы не хватало, ни квалификации, а у Джона — вполне. Он может стать таким, каким был бы его отец, если бы кто-нибудь его вовремя вытащил из банды.
— Вы знали его отца?
Сократ кивнул:
— Мы вместе в школе учились. Потом он попал в банду и подсел на наркотики.
Они смотрели друг на друга, и я постаралась сделаться невидимой — сейчас я совсем была не нужна.
— Я тренирую команду городской школы. Мы много ребят теряем.
— Слишком много, — согласился Сократ.
— Ваш племянник где-то в этих местах играет?
— Нет, в Детройте.
— Как его фамилия?
Сократ ответил.
— Я его знаю, — подал голос Эм. — Мы в футбольном лагере вместе были. Он единственный был там такой большой, как я, и такой быстрый.
— Помню его, — кивнул Уэйд. — В каком он сейчас колледже?
И они заговорили про футбол, будто и не было больше «они и мы» — только мужики и спорт. Никогда в жизни не была так счастлива, услышав, как мужчины обсуждают футбол.
Сократ отвел Уэйд а и Эма немножко в сторону — поговорить о футболе и колледжах. Роберт пересел и взял Лайлу за руку. Я подошла с другой стороны и накрыла ладонью ее руку, лежащую на одеяле. Она даже встрепенулась — мы не так уж близко с ней знакомы.
— Я не буду тебя успокаивать, но я тебе только скажу, что ничего плохого с тобой не случилось. Ты нормальный человек, Лайла.
Она замотала головой, повернула руку, чтобы взяться за мою, и слеза побежала у нее по лицу.
— Неправда. У меня заберут значок.
— Я тебе сказала, что пока еще этого сделать нельзя.
— Потом заберут.
— Может быть, — ответила я. — Вероятно. Не буду тебе врать: если ты сохранишь значок, станешь первым ликантропом, которому это удалось. Но вот сейчас ты — федеральный маршал противоестественного отдела и благодаря своей ликантропии быстро выздоравливаешь. Так ведь?
Она кивнула:
— Меня тут держат, чтобы уговорить поехать в правительственный сейфхауз, где я не буду ни для кого опасна.
— Фигня, не нужен тебе сейфхауз. В этом году их наверняка запретит Верховный суд — в частности, за незаконное содержание под стражей. Ты не опасна для других, Лайла.
Сдавленным голосом она сказала:
— Буду опасна.
Я встряхнула ее руку, заставила ее поглядеть на меня.
— Да, первые месяцы или даже первую пару лет тебе в полнолуние понадобится поддержка стаи, чтобы держать себя в руках. Но это делается для всех новичков.
— Стаи?
— Твоей группы. Ты какого рода оборотень?
— Рода? — Она моргала, все еще плача.
— Какой вид животного?
— Волк. Я — вервольф.
Она это сказала так, будто сама не могла поверить.
— Тогда «стая» — точное слово. У разных зверей группы называются по-разному.
— Да, я помню. На курсах говорили.
— Так что у тебя есть фора, раз вы изучали вервольфов.
— Их преступления.
Она снова стала всхлипывать.
Брат погладил ее по руке, и когда она даже не подняла глаз, я сказала:
— Лайла, посмотри на меня. — Она не посмотрела. — Маршал Лайла Карлтон, смотреть на меня!
Может, из-за обращения по званию, но она сделала, как я сказала, и глаза ее полны были страдания и утраты.
Мне пришлось проглотить слюну и сообразить, что у меня тоже слезы близко. Они всегда рядом.
— Ты хочешь поймать преступника, который это с тобой сделал?
Она нахмурила брови, потом кивнула.
Я еще подержала ее за руку, потом отпустила и поглядела строго, как ей было нужно.
— Тогда вставай, одевайся, собирай свое барахло и поехали его ловить, гада.
— Я не…
— Ты получила четыре колотых раны, которые, благодаря ликантропии, уже зажили. Больничные койки — для больных, а ты здоровая. Вставай, мать твою так и этак, одевайся и пошли ловить монстра, который хотел тебя убить!
Она была ошеломлена.
— Выражения, — сказал за моей спиной Карлтон, будто машинально.
Я не стала извиняться. Секунду назад дело было в нем и в Сократе, сейчас главное было — Лайла и я.
— Ты хочешь поймать того типа, который с тобой это сделал?
— Да, — ответила она чуть хрипло.
— Вставай и пошли.
Она смотрела на меня, почти недоумевая, и вдруг на губах у нее появилась тень улыбки.
— Ты всерьез?
— Нет, блин, шучу. Одевайся наконец.
Она улыбнулась до ушей, вдруг и чудом, еще со слезами на щеках. Роберт на той стороне кровати привлек мое внимание, когда одними губами сказал мне «спасибо».
Иногда бывает, что дело не в ловле преступников. Иногда надо просто своему помочь, когда ему плохо. Мне понадобились годы, чтобы понять: второе ну никак не менее важно, чем первое.
Сократ остался с Лайлой — объяснить ей и ее родственникам, что для нее будет значить быть вервольфом. Я поехала, чтобы привезти ей чистую одежду из мотеля. Ники шел за мной, отставая на шаг, и мы уже подходили к выходу из больницы, когда меня кто-то окликнул:
— Анита!
Я знала этот голос.
— Черт побери, — сказала я и обернулась к Олафу.
Он решительно направлялся ко мне, а за ним — вприпрыжку Бернардо. Мало за кем шестифутовому Бернардо пришлось бы поспевать вприпрыжку. Сестры открыто таращились на Бернардо, наслаждаясь зрелищем. А на Олафа только косились украдкой, будто с испугом. Среди этих взглядов были тревожные — очень уж он здоровенный, но были и такие, какие кидает женщина на привлекательного мужчину, хотя не такие откровенные, как на Бернардо. Может быть, сами того не осознавая, они что-то такое в Олафе чуяли. Знай они, какие у него сексуальные предпочтения, — рванули бы отсюда подальше, но Олаф, как и большинство серийных убийц, не казался с виду чудовищем. Излучаемую им хищную энергию он приглушил, направляясь к нам. А на правой руке у него сверкал ярко-синий гипс.
Блин!..
Ники и Лисандро встали от меня по обе стороны, чуть впереди. Это давало нам пространство для маневра, а их выводило на передний край на случай драки. Их работа — меня охранять, но одно дело — прятаться за спиной Эдуарда, а другое — за спинами мужчин вообще. Это могло в глазах Олафа безнадежно поместить меня в раздел девчонок, то есть потенциальных жертв.