И становится понятным, почему формирование особой бригады проводили в относительной тайне. У пиктийцев ведь тоже не дураки сидят в командовании и в состоянии сопоставить слухи о появлении морских десантных частей с постройкой не боящихся штормов кораблей. Званием обычного полка маскировали, ага…
В Роденийской армии вообще запутанное наименование подразделений, да ещё после каждого Великого Замещения появляются новые термины без отмены прежних. Сам Эрлих Белоглазый мозги сломает, буде у него появится желание разобраться со всеми этими манипулами, баталиями, компаниями, полками, бригадами, дивизиями и прочими легионами. У пластунов с недавних пор проще всего — пятёрка, десяток, полусотня, сотня и тысяча. Три тысячи составляют полк.
В бригаде специального назначения пошли по этому же пути, только три полусотни обозвали ротой, а численность тысячи вопреки всем законам математики увеличили почти в полтора раза, как раз для удобства размещения на десантных кораблях.
— Итак, граждане бойцы, сегодня мы выходим в море для отработки высадки на неподготовленный берег в условиях небольшого шторма. Есть те, кто не умеет плавать? — старший сотник Медведик слегка прищурился, оглядывая неровный строй своей роты. — Нет, шаг вперёд делать не требуется, всё равно не поможет. Так как пополнения не предвидится. Утонувших на тренировках из списков вычёркивать не будем, и их дурацкая гибель существенно увеличит паёк оставшихся в живых. Кто хочет проявить заботу о желудках своих товарищей?
— Граждан, — поправил Барабаш, стоявший во главе второй полусотни.
— Нет, Матвей, граждане они для нас с тобой и для Родении, а между собой… Вот это мы скоро и выясним.
Строй молчал, переваривая слова командира роты. Улыбка Вольдемара, может быть, и позволила бы воспринять их как шутку, но висевший над каждым приговор заставлял сомневаться в естественности той несерьёзности. Предоставленное право сдохнуть с честью не подразумевает жалости.
— Сотник Баргузин!
— Я! — откликнулся взлетевший по карьерной лестнице профессор.
— Ваша полусотня грузится первой. Командуйте.
Давным-давно, в незапамятные довоенные времена, Михасю довелось прочитать замечательную книгу «Об удовольствиях на море», вышедшую из-под пера не менее замечательного писателя Николаса Стужи, и она заставила совсем юного тогда Кочика мечтать о морской службе. Потом, конечно, желания потеряли остроту, впечатления потускнели, тем более родители настояли на поступлении в университет, но тогда… Тогда снились шторма и свист ветра в снастях, скрип мачт и удары волн в борта, неведомые земли и солёные брызги в лицо… Вот же дурак был!
Сейчас Запертый в тесной вонючей коробке бывший лётчик, а ныне командир третьей полусотни в звании десятника, желал только одного — выбраться отсюда. Хоть куда! И пусть берег охраняют хоть сто тысяч пиктийцев, это не сможет помешать. Желают воспрепятствовать? Им же хуже!
— Гальюн свободен! — крик дежурного по отхожему месту гулко пронёсся по трюму, вызвав оживление и движение в длинной очереди.
Смех смехом, но единственный нужник на пятьсот человек (если с управлением считать) поневоле настраивал мысли на определённый лад, и посетить сей уединённый уголок хотелось вне всякой зависимости от желаний организма. Просто закрыть за собой дверку, накинуть крючок и остаться на целую минуту наедине с самим собой, отгородившись пусть тонкой, но всё же преградой от пропитанной запахом скрываемого страха массы. Это ли не счастье?
Всего минута на человека — задержавшихся ждали крупные неприятности. Командирам полагалось проходить вне очереди, но Михась так и не заметил никого, кто бы воспользовался этой привилегией. Со своими-то как раз понятно — старший сотник со своей жизнерадостностью попросту не обращает внимания на мелкие неудобства, Матвею Барабашу не позволяет гордость кадрового военного, а профессор Баргузин наверняка применил магию.
Кочик хихикнул, представляя, как на пиктийцев падает жёлтый дождь.
— А ты молодец, командир, не унываешь, — заметил помощник Михася, назначенный из числа осуждённых. — Давно воюешь?
— С лета начал.
— И до сих пор живой.
Уважительный взгляд заместителя, приговорённого к исправительно-искупительной службе за самовольный расстрел двадцати дезертиров, говорил о многом. Из встретивших войну с самого начала осталась едва ли пятая часть, и редко можно было встретить бойца с опытом хотя бы в три-четыре месяца. А этот ещё молодой, но уже хлебнувший сполна… Лет двадцать командиру полусотни, не больше? Полностью седая голова, холодный взгляд — с ним можно выжить.
— Что? — Михась приподнял голову, считая удары колокола.
Один… два… три… четыре… частая дробь. Водяная тревога!
— Максим, выстраивай цепочку!
— Есть, командир! — заместитель козырнул по новой моде и принялся пинками поднимать подчинённых. — Хватайте вёдра, мать вашу с кагулом видели!
Водяная тревога не делает различий между учебным и боевым походом. В первом случае ещё хуже, он подразумевает возвращение домой, и вычерпывать воду приходится с удвоенным энтузиазмом, подкреплённым желанием выжить. Монотонная работа — принять ведро, передать его впереди стоящему в цепочке, подхватить следующее. Как же не вовремя ослабли от ударов проклятых волн не менее проклятые заклёпки! Впрочем, они всегда слабнут в самый неподходящий момент.
Ещё ведро… повернуться… передать… подхватить…
— Михась, не спи! — прибежавший Матвей Барабаш сбил Кочика с ритма. — Командиров полусотен к тысяцкому!
Какого хрена? Раньше воевода Алехио Ченчик не опускался до бесед с младшим командным составом, и его размещение на десантном корабле никак не отражалось на… Да ни на чём не отражалось! Разве что на количество акул за бортом — с верхней палубы можно блевать не в бадейку, а благородно, прямо в воду, рыбам на радость. Плавников пятнадцать постоянно мелькает в волнах. Сам не видел, но моряки разносят слухи со скоростью молнии.
— Быстрее, товарищ десятник! — поторапливал Барабаш. — Ты профессора не встречал?
— Только что здесь был.
— Кому я понадобился?
Командование бригады посчитало учёную степень Еремея и приобретённый им боевой опыт достаточным основанием для нарушения всех Наставлений, и теперь профессор превосходил в звании своего бывшего командира — Матвей всего лишь младший сотник. А подчинённые Баргузина очень удивились, узнав, что командир не из кадровых армейцев, а из резервистов мирного времени. Может быть, укреплению репутации поспособствовал случай с выброшенным за борт заместителем? Так не нужно было кидаться с ножом, будучи пойман за руку при продаже пайков корабельному провиант-подмастерью. Вот тот не сопротивлялся и отделался всего лишь сломанным носом. И заменил собой выбывшего подельника. Разумеется, не в должности заменил.
— Ерёма, всех полусотенных к тысяцкому, — повторил Барабаш. — И очень мне это не нравится.