«А может, действительно лучше бы так, без платья…» – одновременно подумали Нина и Кирилл. Но Таня царственным жестом протянула Кириллу руку для поцелуя, и он повиновался, видимо, подражая Шарлю Готье. Нина же сняла с плечиков второе платье.
– Тебе черное, – сказала она.
Это было логично. За обедом Пульсатилла пребывала в собственном красном джемпере и бежевых брюках. На Нине было скромное платьице-футляр бледно-фисташкового оттенка. Теперь же следовало одеться по-вечернему. В гостиной им предстояло поддерживать беседу, сидя в удобных креслах, а не метаться с тарелками от раковины к столу. Поэтому сейчас Пульсатилла облекла свое богатое тело в узкий черный панбархат до пят, а Нина выбрала для такого случая нечто струящееся шелковое ее любимого синего цвета. Украшения были подобраны также со вкусом.
Когда они вошли в гостиную, мужчины встали.
«О-о! Может, хоть чем-нибудь будет полезен этот визит! – потупив глаза, подумала Нина. – По крайней мере Кирилл вспомнит правила хорошего тона!»
О чем подумала Таня, было доподлинно неизвестно, однако с самым непринужденным видом она опустилась в придвинутое ей кресло и, когда оперлась рукой на широкий подлокотник, мужчинам на миг показалось, что платье может лопнуть на ней. Конечно, ничего такого не произошло, но Нина заметила, что Шарль, улыбаясь, то и дело скользит взглядом по роскошной фигуре подруги.
«Кажется, он клюнул!» – Нина была очень довольна.
Беседа в полумраке гостиной между тем текла достаточно вяло, но паузы все-таки не затягивались слишком, чтобы показалось, что присутствующим не о чем говорить. Наконец Нина удалилась готовить чай. Кирилл, решив, что необходимо выпить что-нибудь еще для веселья, отъехал со своим столиком-тележкой к бару с напитками.
– Может быть, вы хотите чего-нибудь особенного? У меня есть практически все! – горделиво сказал он.
– Тогда принеси мне еще шампанского и осетрового балыка! – махнула ему рукой Таня со своего места.
Кирилл сделал большие глаза, но ничего не сказал и ушел к Нине в кухню. Пульсатилла осталась сидеть рядом с Готье. Казалось, ему было очень приятно такое соседство.
– Вы очаровательная женщина, – сказал он, смешно сплетая и расплетая свои необычайно подвижные пальцы рук. – Смотреть на вас – одно удовольствие!
– Я знаю! – беспечно ответила она. – У меня очень хороший аппетит! Особенно на такие продукты. Русские ведь тоже не едят осетрину и икру каждый день. А я воспитываю одна дочек. – Она посмотрела на него вопросительно.
– Я понимаю, – спокойно ответил ей Шарль.
Она еще раз на него взглянула.
– Я вас прекрасно понял, – повторил Шарль. – Я говорю, не считая родного, на четырех европейских языках. Мне это важно для работы, – пояснил он.
Ничегошеньки ты не понял!
Пульсатилла вздохнула и хотела еще что-то сказать, но в гостиную вернулся Кирилл с подносом и осетриной. Пульсатилла со смаком выдавила лимон на истекающий янтарным жиром кусок рыбы и с помощью серебряной вилочки отправила его в рот. На лице у нее сама собой расплылась блаженная улыбка.
– А вы не хотите? – спохватилась она и протянула тарелку Шарлю.
– Глядя на вас, очень хочу! Но физически не могу! – ответил он с прежним спокойным выражением лица, и Таня не поняла, серьезно он говорит или шутит.
– Я приготовил «Дайкири»! – вмешался Кирилл. – Вопрос на засыпку, – обвел он глазами гостей. – Чей это был любимый коктейль?
Нина в струящемся платье вошла пригласить всех к чаю. Кирилл и на нее посмотрел победно-вопросительно. «Вот какой я вам подсунул ребус, – можно было прочитать в его взгляде. – Чтобы не думали, что со мной даже не о чем разговаривать!»
«Что он вертится перед этим французом, будто голубой?» – с неприятным чувством подумала Нина. Чей это был любимый коктейль, она понятия не имела. Шарль тоже игриво развел руками в стороны. Кирилл уже хотел с торжеством провозгласить ответ, как Пульсатилла вдруг сказала:
– Хемингуэя, конечно. Только мне кажется, что великий Хэм пил «Дайкири» в качестве аперитива, а не десерта.
Кирилл от досады закусил губу.
– Откуда вы это знаете? – наклонился к Тане Готье.
– Читала. – Пульсатилла все так же томно повела плечом.
– Вы начитанная женщина! Не устаю вами восхищаться!
– Будешь начитанной, если надо каждый день вставать рано утром и идти на работу преподавать литературу.
– Куда идти?
– В школу.
– Они же преподавательницы, – пояснил Кирилл.
– А что преподает ваша жена?
– Сухую науку, математику, – отозвалась Нина.
– Для таких ученых дам вы просто превосходно готовите! – Месье Готье был сама любезность.
– И жнец, и… кто-то там, и на дудке игрец! – с довольным видом хохотнул Кирилл.
Пульсатилла презрительно скривила губы, взглянув на него.
– Чай готов, пожалуйста, к столу! – Нина стояла в дверях, привалившись плечом к косяку. В огромном зеркале с бронзовой рамой, установленном между двух оконных проемов гостиной, было видно ее отражение – тонкая фигура в блестящих шелках, высокая открытая шея, темные волосы локонами уложены в высокую прическу. Свет падал на Нину сверху и сзади, из коридора, поэтому плечи ее и голова были освещены лучше, чем темно-синий низ платья, как на старинных картинах. Но сама она свое отражение не видела, а все остальные были заняты друг другом. «Как скучно! – вдруг ни с того ни с сего подумала она. – Хлопотливо и глупо! Очень глупо!»
– А чем занимается ваша жена? – Пульсатилла, покончив с осетриной, решила устроить допрос Шарлю Готье.
– Антиквариатом. Скупает его, а потом перепродает.
– У кого скупает? – не поняла Таня.
– У частных коллекционеров и на аукционах. – Шарль опять сплел и расплел пальцы с таким видом, будто продажа антиквариата и поездки по всему миру на аукционы были для Пульсатиллы самым обыкновенным делом.
– Кто же у вас на хозяйстве? Ведь жена с такой работой дома, наверное, редко бывает? – Семейные отношения были любимым коньком Пульсатиллы.
– Да все идет как-то само собой. В наше время можно быстро передвигаться по миру, – улыбнулся Шарль. – Готовлю я сам – чай, кофе. Убирать в доме приходит женщина по найму.
– Угу. – Пульсатилла вдруг съежилась в своем кресле, как-то потускнела.
Нина оторвалась от двери и подошла к подруге. Наклонилась, обняла ее за талию.
– Чайник, наверное, нужно поставить заново, уже остыл! – пояснила она и потянула Таню за рукав. Та медленно встала, и они обе прошли в кухонный отсек.
В огромном зеркале на мгновение отразились две женские фигуры, а потом разом пропали, будто по волшебству опустела картина в роскошной раме.