– Нет. Сильный ты или слабый, все равно приходится в жизни идти своим путем.

Почему-то ему вдруг стало очень интересно узнать, что еще она думает по этому поводу, но вдали хлопнула входная дверь, и из мастерской вышел Михалыч. Следом за ним торопливо выбежала коричневая собачонка.

– Рыжик, Рыжик, пойдем! – Она не знала, как его зовут, назвала, как пришлось. Но она вытащила из сумки сверток, а Рыжик, как все собаки, прекрасно понимал этот жест и с восторгом устремился за ней.

Она поманила его за беседку. Там Рыжик в течение нескольких минут, урча, пировал, не в силах проглотить сразу всю вкусную еду, а Нина тем временем быстрым шагом удалилась со двора.

– Таня! – звонила она по мобильнику домой Пульсатилле. – Я освободилась! Пойдем по магазинам за продуктами! Может быть, тебе придет в голову свежая идея!

– Вспомни Булгакова! – назидательным тоном произнесла Пульсатилла. – Свежей должна быть осетрина, что касается идей, главная стара как мир: все должны нажраться от пуза! Сейчас выйду! – закончила она прозаически, и Нина улыбнулась и медленным шагом пошла вдоль бульвара.

Михалыч же и Роберт все еще стояли возле учебной машины во дворе.

– Сколько этому псу ни давай, он все равно выглядит так, будто умирает от голода, – заметил Роберт, наблюдая за дворовым питомцем, укрывшимся за деревянной беседкой. Когда пес с уже раздувшимся животом выбрался из своего укрытия, кое-что еще зарыв про запас, Михалыч открыл волновавшую его тему, из-за чего, собственно, и вышел из своей мастерской, завидев Роберта.

– Володька что-то давно не являлся! – сказал он с озабоченным видом. – Я бы съездил к нему, да Галка заболела.

– Подождем до понедельника, – заметил Роберт. Он наметил все-таки добиться у Лизы свидания в выходные. К тому же его холодильник давно требовал пополнения запасов. А уж если Лиза согласилась бы прийти к нему на чашку чая…

Без мытья полов тоже обойтись было бы невозможно.

– Давай до понедельника! – повторил он.

– Ну, давай! – Михалыч почесал намечающуюся лысину своей годами уже не отмывавшейся от машинной смазки пятерней.

Роберт задумался, посмотрел на Михалыча со скрытой тревогой:

– Ты что, думаешь, у него опять?

– Не знаю.

– Но ведь это не повторялось уже года три-четыре!

– Я сказал, не знаю! – Михалыч был серьезен, но в то же время характерная для него медвежья решительность, проявляющаяся в ответственные минуты, пока отсутствовала.

– Может быть, у него время осенних посадок в огороде! Страда! Сельское хозяйство требует многих хлопот!

– До понедельника! – И оба, стараясь больше не думать о том таинственном и непонятном, что однажды случилось с их другом, занялись обыденными делами.

11

Шарль Готье оказался моложе, чем Нина и Пульсатилла себе его представляли. Это был высокий стройный мужчина около тридцати пяти лет с очень черными, слегка курчавыми, аккуратно подстриженными волосами и пронзительными глазами. У него было приятное, но непривычное нашему взгляду узкое птичье лицо с выдающимся носом. Нину также поразили и его руки. Они были чрезвычайно гибкими, настолько гибкими, что казалось, что, по крайней мере в кистях, у него нет костей. Ногти у него были круглые, плоские и будто погруженные в мягкие кончики пальцев. Удобно развалившись в кресле, он так непринужденно сгибал и разгибал пальцы под разными углами, что Нина несколько раз ловила себя на том, что все время смотрит только на его руки. Было в этих движениях нечто притягательное и одновременно отталкивающее, вызывающее чувство сродни брезгливости. Так одновременно с ужасом и благоговением взирают люди в зоопарке на ядовитых змей или скорпионов.

– Щупальца – будто у осьминога! – прокомментировала на кухне Пульсатилла.

– Но все-таки определенный шарм в нем есть, – вздохнув, сказала Нина. Кирилл в сравнении с месье Готье казался вырубленным из куска дерева.

Шарль смотрел на всех притягательными как магнит, пронзительно ласковыми глазами и, казалось, про себя подсмеивался над присутствующими.

– Хитрый жук! – сказала шепотом Пульсатилла, относя на кухонный стол наполовину опустошенную фарфоровую супницу и блюдо с остатками слоеных пирожков.

– Паузу перед пельменями можно заполнить осетриной с хреном! – Нина призывно посмотрела на мужа, тот взял в руки запотевший графин.

– «Ой, полным-полна моя коробушка!» – на практически чистом русском языке исполнил француз и показал, что он с большим удовольствием выпьет минеральной воды.

Кирилл, который до этого считал, что Шарль понимает по-русски очень плохо, опешил.

– Где вы так превосходно выучились русскому? – не смог сдержать он удивления. Мысленно же он прокручивал про себя все крепкие слова и выражения, которые употреблял при Шарле.

Нина со значением посмотрела на Пульсатиллу.

– Где, где? В разведшколе, конечно, – шепотом ответила ей подруга.

Обе они стояли над кастрюлей с пельменями и ждали, когда аппетитные белые комочки всплывут наверх.

– Доставай! – скомандовала Пульсатилла.

– Можно я посмотрю, как делают пельмени? – Шарль отодвинул модный итальянский стул и прошел в кухонный отсек, отделенный от столовой аркой.

– О, конечно! – Нина слабо улыбнулась, помешивая в кастрюле шумовкой. – Сейчас они всплывут, и мы будем их доставать! – Нина сама не поняла, чего это она вдруг стала коверкать родной язык. Наверное, из желания сделать приятное Кириллу. Ей даже жалко было его в последнее время: так он старался угодить заморскому начальству. А Шарль все чего-то тянул и не говорил Кириллу, кто же наконец будет заведовать их косметическим раем на всем огромном постсоветском пространстве. Кирилл просто измучился от нетерпения. Нине даже казалось, что ему уже не столько хочется руководить, сколько надоело ждать. Тем не менее время шло своим чередом. Со дня приезда Шарля прошло уже больше недели, и вот наконец они собрались на этот дурацкий банкет.

– Вы, дорогой товарищ, опоздали смотреть, как делают пельмени! – сказала вдруг Пульсатилла. – Чтобы посмотреть, как делают пельмени, надо встать в семь утра, сбегать на рынок за мясом трех сортов, потом замесить тесто, потом лепить сами пельмени…

– И перепачкаться в муке? – добавил Шарль.

– Скажите, пожалуйста, – Пульсатилла осторожно вытерла рукавом своей кофты запотевший от пара нос, – вы это видели, что ли?

– Видел, да, – кивнул Шарль. – У своей тети. А она научилась этому у русских эмигрантов. Я рассказывал Кириллу.

– И что, ваша тетя часто делала пельмени? – удивилась Нина. Она уже вытряхнула последнюю порцию пельменей с шумовки на огромную расписную тарелку и теперь держала эту тарелку в руках. Аппетитный пар от пельменей поднимался и уходил к потолку.