Лукас наверняка был знаком с Цукерман. Двое врачей из Гватемалы, работавшие в одно и то же время в австралийском исследовательском институте, вряд ли могли не заметить друг друга. Работают ли они вместе теперь? Над чем?
Что за тайну хранил Нордстерн? И как он о ней узнал?
Связывало ли Бастоса и Диаса что-то, кроме службы в армии? Почему Нордстерн обвел этих двоих кружком на фотографии, где они наблюдают за парадом в Хахахаке?
Связаны ли вместе все эти факты? Или какие-либо из них? Или это просто эпизоды коррупции в коррумпированной стране?
Грозила ли мне опасность?
Отбойные молотки заглушали шум машин на улице. Гудел вентилятор. Комната медленно погружалась в полумрак, звуки утихали.
Я не знала, сколько прошло времени, когда зазвонил гостиничный телефон. Вскочила с постели. Было уже темно.
Послышалось дыхание, затем короткие гудки.
Вот ведь придурок! Наверняка ошибся номером и просто дал отбой.
Я швырнула трубку на аппарат.
Сев на кровать, прижала ладони к щекам. Они уже не были такими горячими – лекарства помогали.
Тра-та-та. Тра-та-та-та. Тра-та-та. Тра-та-та.
Сколько у них там, внизу, цемента?
Ну, хватит!
Я достала из холодильника банку диетической кока-колы и попробовала отпить.
О да!
Сделав для проверки несколько глотков, поставила банку на стол, разделась и стояла под душем, пока ванную не заполнил пар. Закрыв глаза, я подставляла под потоки грудь, спину, вздувшийся живот. Вода лилась на голову, плечи, бедра.
Я вытерлась, расчесала волосы, почистила зубы, надела шерстяные носки и спортивный костюм. Чувствуя себя заново родившейся, достала папки Нордстерна и уселась за стол. В соседнем номере включили телевизор и начали бесцельно переключать каналы. В конце концов остановились на футбольном матче.
Первая папка была подписана «Спектер». В ней лежали газетные вырезки, заметки, фотографии Андре Спектера и его семьи, а еще два снимка посла вместе с Аидой Пера.
Вторая папка подписана не была. Там обнаружились счета из ресторанов и такси, расходная ведомость. Пропускаем.
Я допила кока-колу. На улице продолжали грохотать отбойные молотки.
На третьей папке была знакомая надпись – «СКЛЕТ». Я просмотрела папку до половины, когда увидела заголовок:
«Стволовые клетки, выращенные из трупов».
Начала читать, и сердце сжалось в груди.
Исследовательская группа в Институте имени Солка в Ла-Джолле, Калифорния, разработала технологию получения стволовых клеток из посмертных образцов человеческих тканей. Об открытии сообщалось в журнале «Nature».
– Господи, – вслух проговорила я в пустом номере.
И продолжила читать.
Из тканей одиннадцатинедельного младенца и двадцатисемилетнего мужчины удалось выделить незрелые мозговые клетки. Команда из Института Солка использовала эту технологию и на других людях разного возраста, а также на образцах, полученных в течение двух дней после смерти.
В сноске отмечалось, что отчет загружен с сайта «Би-би-си ньюс». Рядом со ссылкой кто-то написал фамилию Цукерман.
Меня бросило в жар, руки дрожали.
Опять начинается. Пора принять еще «Имодиум».
Вернувшись из ванной, я заметила странную тень на ковре перед дверью. Подойдя ближе, увидела, что щеколда не закрыта.
Неужели я оставила дверь открытой, кинувшись в ванную сразу же по приходу? Да, чувствовала я себя хреново, но подобная беспечность мне несвойственна.
Я закрыла и заперла дверь, ощущая, как к прочим болезненным симптомам прибавляется неосознанный страх.
Телефоны Галиано и Райана не отвечали. Судорожно сглотнув, я оставила сообщение.
Черт побери, нельзя сейчас болеть! Никак нельзя!
Собрав папки Нордстерна, я сложила их рядом с креслом и, взяв с кровати стеганое одеяло, закуталась в него, забравшись в кресло с ногами. С каждой минутой я чувствовала себя все хуже.
Значительно хуже.
Открыла одну из папок. Заметки, сделанные во время интервью. Читая, я то и дело стирала стекавшие по лицу капли пота, чувствуя, как его ручейки текут по телу под спортивным костюмом.
Через несколько минут я ощутила резкую боль в животе, затем дрожь под языком. К горлу подкатила горячая волна.
Бросившись в ванную, я извергала содержимое желудка, пока не заболели бока, затем вернулась в кресло и вновь закуталась в одеяло. Каждые несколько минут процедура повторялась, и с каждым разом я все больше слабела.
Упав в кресло в четвертый раз, я закрыла глаза и натянула одеяло до подбородка, ощущая прикосновение грубой ткани и свой собственный запах. Голова кружилась, перед зажмуренными глазами вспыхивали крошечные созвездия.
Грохот отбойных молотков стих, превратившись в подобие треска лопающегося попкорна. Я видела цикад летним вечером, их тонкие крылья и красные выпученные глаза, чувствуя жужжание насекомых в своей крови.
А потом появилась Кэти – маленькая, лет трех-четырех. Мы читали книгу с детскими стишками. Солнце просвечивало сквозь белые волосы девочки, словно луна сквозь туман. На дочке было платьице, которое я купила, когда мы ездили в Нантакет.
«Давай помогу, милая».
«Я и сама могу».
«Конечно можешь».
«Я знаю буквы, просто иногда не получается их сложить».
«Это и есть самое сложное. Не спеши.
Гектор-Протектор во всем был зеленом,
Гектор-Протектор предстал перед троном.
Увы, королю не понравился он,
И Гектор-Протектор отправился вон».
«А почему не понравился, мама?»
«Не знаю».
«Он был плохой?»
«Не думаю».
«Как звали короля?»
«Чарли Оливер».
Кэти хихикнула.
«А королеву?»
«Арабелла».
Она снова хихикнула.
«Ты всегда говоришь смешные имена, мама».
«Мне нравится, когда ты смеешься».
«А как была фамилия Гектора-Протектора?»
«Лукас».
«Тогда, может, он вовсе и не Протектор?»
«Может, и нет».
«А кто тогда?»
«Коллектор?»
Смех.
«Эректор.
Детектор.
Прозектор.
Инспектор…»
Я очнулась в ванной. Стояла, прижавшись ладонями и лбом к зеркалу.