Оставалась слабая надежда, что с задержанием Юрия Марущака все чуть-чуть уляжется. Однако возмущенные кировоградцы, а вместе с ними – николаевцы, одесситы, житомирцы, черниговцы, харьковчане и киевляне жаждали крови именно мажоров. Сейчас дети высокопоставленных чиновников стали для общества врагами номер один, и тут такими, как Марущак, уже не отделаешься. В любой другой ситуации с козлом отпущения рано или поздно смирились бы. Теперь – нет.
Тем более что через несколько часов после задержания, на первом же допросе, парень признался: да, это они, втроем, привели Олесю к нему в квартиру. Но она не сопротивлялась, наоборот, сама проявляла инициативу. А уже после того, как отдалась каждому по очереди, стала угрожать милицией, заявлением, кричала, билась в истерике, изображала жертву. Ну, ей стали закрывать рот, перестарались, придушили немного. Дальше Юрий перешел на странную скороговорку, что вполне объяснимо: в подобной ситуации каждый из троих начнет преуменьшать свою роль в содеянном, при этом не выделяя никого из остальных. Будь парней всего двое, валили бы друг на друга. Однако третий, как ни парадоксально звучит, стал лишним. И создалась ситуация, когда каждый начнет сражаться за себя, не переводя при этом стрелки ни на кого конкретно.
Групповое преступление усложняло выбор среди самих преступников.
Разумеется, еще через час после чистосердечного признания Марущака двое остальных также были задержаны. Когда выводили и сажали в милицейскую машину Игоря Крутецкого, люди образовали плотный живой коридор метров десяти в длину. Машина с задержанным внутри двигалась очень медленно, со всех сторон в нее заглядывали лица, растопыренные пятерни касались стекол, и Крутецкий, не выдержав, втянул голову в плечи, наклонился, прикрыл ее руками. Тогда опера, сидевшие по обе стороны, не сговариваясь взяли парня за плечи, резко, как по команде, рванули его вверх, распрямили, прижали к спинке сиденья. Тому оставалось лишь крепко зажмуриться, дабы не видеть полных ненависти глаз, лиц, сжатых кулаков…
– Ладно, Яковлев, на темы морали после поговорим, – выдержав паузу, сказал Греков-старший. – Дело Крутецкого кто-то же получил?
– Киев подключили, – коротко ответил Ян Яковлев. – Подтянутся люди. Думаю, все равно придется работать в спайке.
– Безусловно. Тогда поехали сначала. Чистосердечное написано?
– Да, все трое сделали признание. За исключением нюансов, показывают одно и то же.
– Можно отыграть назад и сказать, что признание сделано под давлением?
Яковлев тоже закурил, покачал головой.
– Почему?
– Потому, Артур. По-то-му. – Адвокат аккуратно стряхнул пепел в стеклянную пепельницу, бросил быстрый взгляд на притихшую Алевтину. – Наше дело имеет, при всей алогичности и, как вы сами понимаете, друзья, ужасности и нереальности происходящего, сразу несколько здравых смыслов. Объясню подробно. Итак, Олеся Воловик добровольно соглашается пойти на квартиру с тремя поддатыми парнями среди ночи. Явно ведь не мультики смотреть и не в фанты играть. Но она знает, кто такие Крутецкий и, хм, Греков. Расчет точный: девица собиралась развести наших похотливых молодых людей на круглую сумму. Ради этого можно вытерпеть и тройственный секс. Есть здравый смысл?
Артур Викторович переглянулся с бывшей женой, затем оба кивнули.
– Дальнейшее опускаем. Там нет никакого смысла, даже для психиатра со стажем. Но, – адвокат раздавил окурок о дно пепельницы, – именно это обстоятельство доказывает: у девицы после случившегося не было бы причин показывать именно на наших так называемых героев, если бы этот ужас совершил кто-то другой. Давайте допустим такой вариант развития событий: шантаж не удался, они подрались, девчонка выскочила в чем была, боясь быть задушенной, спряталась на стройке, мимо проходил некто, напал, оглушил и поджег мусор рядом с ней. Бред?
– Бред, – согласился Греков-старший. – Причем полнейший. Я бы даже не пытался строить на этом защиту. И не понимаю, к чему ты ведешь.
– Момент… – Ян Яковлев наморщил лоб, собираясь с мыслями. – Я веду к тому, что любые, даже самые бредовые случайности исключены. Получается, ваш сын и его друзья таки совершили то, в чем их пока формально подозревают. И себя они не оговорили. Олеся Воловик их тоже не оговорила. Преступление настолько страшное и дикое, что я сам, уж простите, господа, готов избить вашего мальчика. А уж общественность вовсе не станет иметь ничего против, если это сделают в милиции. Будем иметь редкостный прецедент, когда милицейское насилие оправдает даже закоренелый либерал-правозащитник. Есть здравый смысл?
– Есть!
Артур Викторович очень удивился – это слово вырвалось у Алевтины.
– Однако – внимание! – мальчишек в милиции пальцем не тронули. Вот мы с вами вместе только что убедились: доказать, что признания получены незаконным путем, то есть парни оговорили себя, не получится. Увы, это так. Они виновны, будет следствие, меру наказания определит суд. Тут надо бояться только одного: чтобы до суда Артура вашего никто в камере не придушил. Потому, кстати, всех троих перевели в следственный изолятор СБУ – от греха подальше.
На некоторое время воцарилась тишина. Снова закурив, Греков-старший осторожно спросил:
– Так что же делать?
– Вытащить вашего сына из тюрьмы, как депутат из Луганска вытащил своего, я не смогу. Слишком громкое и страшное дело. Никто не сможет. Зато, если подключить киевские связи Крутецкого, реально завертеть кое-что другое. Знаете, господа, что такое встречный пожар?
Грековы дружно покачали головами.
– Если полыхает лес или степь, заливать водой невозможно. Потому поджигают участок с той стороны, куда катится пламя, чтобы огонь двигался навстречу огню. Земли выгорает много, зато пожар остановлен. Вот я и предлагаю, подтянув ресурсы Крутецкого, запустить встречный пожар.
– То есть?
– Пока девчонка – жертва, дело громкое и резонансное. Она ведь далеко не пай-девочка, раз подошла в гадюшнике к троим парням, а потом пошла с ними на хату. Думаю, у нее за плечами огромный порочный опыт. Не мне объяснять тебе, Артур, что значит «черный пиар». Нужен грамотный и масштабный слив информации об этой Лесе Воловик. Хорошо, если прозвучит: она проститутка, наркоманка, алкоголичка, бомжиха, с венерическими болезнями, не знаю, что еще… Она на виду сейчас, Греков. Из погибшего ангела ее надо превратить в демона, который сам себя погубил.
– Мы что, должны убедить общественность, что девочка сама себя изнасиловала, задушила и подожгла? – от такого цинизма даже у видавшей виды Алевтины Павловны округлились глаза.
– Не обязательно. Она просто должна оказаться нехорошей девочкой. И с ней произошло то, что случается обычно с нехорошими девочками. Журналисты с радостью подхватили ту историю, какая есть, – скушают и другую, не подавятся. Повторяю в последний раз: ни она, ни мама ее, ни родственники в глазах тех, кто сейчас ее защищает, не должны выглядеть жертвами. Жадные, злые, пьяные, глупые, гулящие – любые, но только не те, кого любят жалеть.