– Па-а-ап, – протянула она и провела по седым волосам отца загоревшей крупной рукой. – Ну что ты плачешь-то? Ты-то чего?
– Не могу-у-у, – всхлипывая, ответил профессор и поднял голову. – Я когда своего отца хоронил, так не плакал. А тут вот вроде сразу двоих.
– Кого двоих? – вклинилась в разговор отца с дочерью подошедшая Аурика.
– Никого, – буркнула Наташа и посмотрела на мать. Посмотрела и вся внутри сжалась: перед ней стояла не та величественная Аурика, какой она могла показаться со стороны. Перед ней стояла шестидесятилетняя женщина, выглядевшая на свой возраст, а, может быть, даже старше. Словно впервые Наташа разглядела, как изменилось материнское лицо. Оно стало водянисто-одутловатым, но даже это не скрывало провисшего контура, делавшего ее лицо похожим на бульдожью морду с брылами. Конечно, в нем еще проглядывали черты былого великолепия, но только черты… «Как она постарела!» – напугалась Наталья Михайловна и беспомощно оглянулась на стоящего у нее за спиной отца. Похоже, тот ничего такого не замечал. Он просто старился вместе со своей взбалмошной супругой и думал, что так и надо. Для него она всегда оставалась той Прекрасной Золотинкой, которая во многом благодаря стараниям покойного Георгия Константиновича все-таки разглядела в этом «придурке Коротиче» того единственного, с кем прожила бок о бок долгие сорок лет.
– Наташа, девочка моя, – неожиданно ласково обратилась к дочери Аурика Георгиевна. – Пойдем, люди ждут. Помянем и, если хочешь, обратно вернемся. Как раз часам к пяти успеем.
Материнское предложение тронуло Наталью Михайловну до глубины души, но она точно так же, как когда-то и сама Аурика, не решилась обнародовать свои истинные чувства и с присущей всем Коротичам иронией пробурчала:
– А что, после пяти на кладбище не пустят? Или все вновь захороненные уже в раю окажутся? Не с кем будет поговорить.
– Со мной поговоришь, – пообещала ей мать и окликнула супруга: – Пойдем, Коротич, а то гостей пересчитывать будет некому.
– Ма-а-ама! – зашипела на нее Наташа. – Уймись, что у тебя за шутки дурацкие…
– Твои шутки, конечно, лучше. Правда, Миша? – Аурика взяла профессора под руку и повела его к тем, кто тактично переминался с ноги на ногу, стоя на асфальтовой дорожке, ведущей к выходу с кладбища.
Заметив, что эти трое тронулись в путь, утомленные ожиданием родные и близкие спешно направились в стоящий за кладбищенскими воротами автобус, водитель которого с нетерпением посматривал на часы, но поторопить заказчиков не решался, хотя и опасался того, что может опоздать на очередной вынос.
– Скоро, что ли? – заерзал шофер на своем кресле и для пущей уверенности в том, что успеет, положил руки на оплетенный перфорированной черной кожей руль.
– Сейчас, – пообещала ему красавица Валечка, встретившая свой день рождения в столь неподобающем для такого случая месте. – Представляешь, – обратилась она к сосредоточенной Ирине, – теперь всякий раз буду вспоминать, что в день моего рождения дедушку хоронили. Ничего не скажешь: повезло так повезло!
– Не всякий, – успокоила ее сестра и про себя пересчитала всех усевшихся в автобус. Пока пересчитывала, обнаружила одного лишнего, внешний вид которого мог вызвать определенные опасения. В августовскую жару на мужчине, расположившемся на последнем сиденье (в простонародье – «камчатке»), была надета замусоленная телогрейка, из-под которой виднелось голое смуглое тело. – Господи, это еще кто? – заволновалась Ирина и направилась к непонятно откуда взявшемуся пассажиру.
– Ты куда? – дернула ее за рукав Валечка, преисполненная к себе жалости.
– Подожди, – оборвала ее сестра и вскоре оказалась перед загадочным «гостем». – Здравствуйте, – строго сказала она ему и тут же об этом пожалела: ей в нос ударил резкий запах пота, приправленный устойчивым к изменениям внешней среды перегаром. – Вы кто?
– Я? – дружелюбно уточнил сидящий в одиночестве мужчина.
– Вы.
– Я – Федор.
– А можно полюбопытствовать, Федор, – Ирина старательно боролась с естественным желанием прикрыть нос рукой, – а кем вы приходились покойному?
– Братом, – нисколько не смущаясь, заявил пассажир и скрестил руки на груди.
– Кем? – опешила она, будучи уверенной в том, что у ее деда не было никаких братьев и сестер в результате, как Георгий Константинович любил говаривать, «генетической поломки».
– Братом, – повторил Федор и, не глядя на Ирину, перекрестился.
Вошедшая в автобус Аурика Георгиевна на такую мелочь, как лишний человек, внимания не обратила. Взглядом нашла дочерей, проследила, чтобы разместились в салоне Михаил Кондратьевич с Наташей, и поторопила водителя, на что тот взорвался и по-хамски бросил заказчице через плечо, думая, что та его не услышит:
– Поршнями надо было живее шевелить!
Но Аурика услышала и моментально отреагировала:
– Поршнями ты, недоразумение, будешь шевелить, когда вместо зарплаты выходное пособие получишь. А пока – за руль держись и следи за дорогой.
– Аурика! – возмутился было профессор, но тут же сник, понимая, что любое его вмешательство в процесс приведет к интенсификации этого процесса. К тому же рядом сидящая Наташа только передернула плечами и тут же отвернулась в окно, видимо, боясь расплескать временно наступившее успокоение. Это примирило Михаила Кондратьевича с действительностью, и он устало прикрыл глаза.
– Мама, – окликнула Аурику Георгиевну застрявшая в проходе между креслами такая же полная, как и все женщины семьи, Ирина. – Иди сюда.
– Зачем? – поинтересовалась Аурика, даже не удосужившись повернуть голову так, чтобы увидеть дочь.
– Ну иди сюда, – с не свойственной для нее настойчивостью повторила Ира, не сходя с места.
Аурика Георгиевна кряхтя поднялась с кресла и, с трудом протискиваясь, двинулась по проходу в конец салона:
– Что?
– Ничего. Знакомься. – Ирина сделала шаг в сторону, и взгляду Аурики Георгиевны предстал горделиво восседающий на автобусном сиденье мужчина, на голове которого красовалась шапочка с маленьким помпоном, надетая так же, как и телогрейка, не по погоде. – Видишь?
– Вижу.
– Так вот, знакомься, это дедушкин брат.
– Дедушкин кто? – не поняла Аурика.
– Дедушкин брат Федор, – с присущей Одобеску, а не Коротичам, театральностью представила «гостя» Ирина. Сидящие в автобусе стали оглядываться на странного мужика, чувствовавшего себя под взглядом Аурики спокойно и безмятежно.
– Что-то случилось? – обеспокоился Михаил Кондратьевич и привстал с кресла, чтобы разглядеть происходящее на «камчатке».
– Остановите автобус, – зычно приказала Аурика, и машина встала. – Ты кто? – она склонилась к самому лицу Федора. – Брат?
– Брат, – нагло заявил лжеродственник и, как ни в чем не бывало, посмотрел в мечущие молнии глаза Аурики Георгиевны.