— Как это случилось?
— Очень просто. Нас привезли в заброшенный, совершенно безлюдный город в центре России. Сперва мы думали, что готовим какие-то оборонительные позиции. Мы сами построили эту бетонную стену. А потом нам объяснили то, о чем мы и сами давно догадались. Что мы — не такие, как большинство. Только теперь это получило научное объяснение. Оказалось, что мы неиммунные. Исследования показали, что у нас не выработались антитела против вируса. И мы можем заболеть в любой момент, если не будем проходить специальной профилактики. Нам обещали, что скоро вакцина будет улучшена, мы обретем полный иммунитет и займем свое место среди остальных граждан страны. А пока временно придется пожить в эпидемическом карантине. Так и появились временные карантины. Временные, черт бы их побрал…
— А как ты нашел Лизу?
— Это было несложно. Я послал запрос и получил ответ. Тогда, восемь лет назад, о чумниках очень заботились. Мы горой стояли за своего президента Волкова, глотки готовы были перегрызть за него кому угодно. А государство всячески помогало нам, относилось к нам с большим сочувствием. Любые прихоти чумников выполнялись. Власть как бы извинялась перед нами за то, что нам приходится жить в изоляции. Перемещение между врекарами было свободным. Люди искали свои семьи и объединялись. Я нашел Лизку и вывез ее сюда. Тогда ей было только пятнадцать лет. А родители наши погибли. Я получил справку, что они умерли от якутской лихорадки.
— Вот как… Вот, значит, как оно все было, — пробормотал Краев. — А я ничего не знал…
— Почему?
— Я не был полноценным членом президентской команды, — сказал Краев. — Я был наемным работником. И когда президента выбрали, я решил, что с меня достаточно. Я сбежал. Сбежал из Москвы в свой родной город Верхневолжск. Но спецслужбы выловили меня очень быстро — когда вся эта буча с повстанцами только началась. Я просидел в бункере всю гражданскую войну. Всю эпидемию. Я был под негласным арестом — меня берегли, как ценную персону. Меня оберегали от всего. В том числе и от правдивой информации. А потом, когда я изъявил желание уехать за границу, меня отпустили с неожиданной легкостью. Понимаешь, я был больше не нужен им. Я отказался с ними работать…
— Где ты жил все эти годы?
— В Германии. Я даже имя сменил. Стал называться Рихардом Шрайнером. Но однажды я не выдержал и снова приехал в Россию. Инкогнито. Мне хотелось знать, что здесь происходит.
— Как ты попал в чумную зону?
— Я украл карточку у убитого чумника. Я думаю, что он был полумехом.
— Да, это действительно ты, Николай Краев… — Сиплый голос раздался из динамиков, и Краев вздрогнул от неожиданности. — Я узнаю тебя. Я помню, как ты уехал за границу. Давила был тогда в гневе. Но, я думаю, он не показал тебе своего гнева. Так ведь?
— Не показал, — сказал, растерянно озираясь, Краев.
— Он всегда относился к тебе неравнодушно.
— Мы были друзьями в юности. В юности он был очень хорошим парнем.
— Он и сейчас хороший. Просто он вынужден действовать так, а не иначе. У него нет выбора. Россия, несмотря на свое благополучие, балансирует на тонкой грани между процветанием и полной гибелью. Такой вот странный контраст. И причина этого состояния — вирус. Чума. Он изменил людей.
— Кто ты? — возопил Краев. — Кто ты и где ты находишься?
— Я — Агрегат. Тебе же сказали, как меня зовут.
— Ты — машина?
— Я — человек.
— Может быть, выйдешь сюда, покажешься? Это не очень-то вежливо — разговаривать с гостями через микрофон и наблюдать за ними посредством видеокамеры. Ты боишься нас, да, Агрегат?
— Я никого не боюсь. Мне уже некого бояться, потому что нечего терять. Просто я плохо выгляжу. Людям почему-то не нравится, как я выгляжу. Да и мне тоже. Но мне легче — я уже привык к своему внешнему виду.
— Ничего, — сказал Краев. — Я не привередливый. Давай показывайся, Агрегат.
— Хорошо.
Матовое стекло в стене напротив медленно осветилось. Трудно сказать, было ли это экраном, или просто исчезла непрозрачность и стало видно то, что находилось по ту сторону стены. Краев встал с места, стараясь не совершать резких движений, и подошел к стеклу. То, что он увидел, потрясло его. Он никогда не видел такого.
Краев постучат пальцем по стеклу, и существо слегка повернуло к нему свою безобразную голову.
— Привет, Агрегат, — сказал Краев. — Ты меня знаешь, да?
— Знаю. Ты действительно Краев. Я помню твое лицо. Хотя с тобой что-то случилось. Ты помолодел, вот оно что. А я… Я, как видишь, не могу похвалиться хорошим здоровьем. Я, можно сказать, почти умер.
То, что называлось Агрегатом, когда-то, безусловно, имело нормальное человеческое тело. Но сейчас от этого тела осталась едва ли пятая часть. Если бы попытались оживить старый, местами разрушенный мраморный бюст какого-нибудь героя Гражданской войны, выглядело бы это почти так же. Бюст, как и положено, был установлен на постаменте. Только этот бюст не был мраморным. Он был обтянут кожей — бледно-пятнистой, зеленоватой, влажной, как кусок заплесневелого сыра. Ниже грудной клетки находилось основание из никелированного металла, из которого выходило огромное количество трубок — толстых и тонких, гладких и гофрированных, прозрачных и разноцветных. Трубки жили собственной жизнью — пульсировали, вздувались и опадали, подводя к обрубку человека питательные жидкости и отводя от него мутные продукты распада. Рук у человека также не было. Их заменяли два уродливых манипулятора — левый слишком короткий, правый слишком длинный для человеческих конечностей. Тот, кто изготавливал эти искусственные руки, не слишком позаботился об их красоте — основу их составляли металлические многогранные стержни, соединенные шарообразными суставами и оплетенные трубками и проводами. Механические тяги из проволоки блестели во всей своей неприкрытой функциональности, двигаясь со щелчками и заставляя двигаться длинные многосуставчатые пальцы из серой эластичной пластмассы. Правая конечность лежала на клавиатуре и время от времени нажимала на какие-то кнопки, вероятно, управляя жизнью и функциями автоматизированного подземелья.
— Да… — тягуче произнес Краев. — Выглядишь ты своеобразно. Выходит, мы были знакомы когда-то?
— Да. Я узнал тебя, как только ты вошел в эту гостиную.
— Извини… А я вот тебя что-то не узнаю.
Это было неудивительно. Трудно было представить, как выглядел этот человек до того, как стал Агрегатом. Он не дышал — да и как он мог дышать, если у него не было легких? Ушных раковин тоже не наблюдалось — вместо них были прикреплены черные прямоугольные коробки с микроантеннами, ощетинившимися, как иглы ежа. Безволосый череп покрывали овальные серебристые пластинки-электроды, провода от них собирались в многожильный пучок, подвешенный на кронштейнах и идущий к аппаратуре контроля, мигающей огоньками и осциллографами. Глаза закрывали окуляры с толстой ребристой оправой и тусклыми фиолетовыми линзами. Единственное, что еще двигалось на этом мертвом неподвижном лице, — это губы. Они слабо шевелились. Микрофон, прикрепленный к подбородку, улавливал неясный шепот Агрегата и превращал его в то самое синтезированное сиплое карканье, которое имел счастье слышать Краев.