— Поэтому если развитая цивилизация, естественно нуждающаяся в расширении жизненного пространства, высаживает у нас тайный десант, то это означает, что скоро человечество окажется перед лицом неслыханной опасности! — Ломаке повел рукой, указывая на крепостные декорации. — Вот из-за чего вся эта процедура. Незваные гости не подчиняются нашим законам и не имеют права требовать защиты.
— Понятно. — Потирая подбородок, Рейвен задумчиво посмотрел на Ломакса. — И как мы должны отнестись к этому дикому вымыслу?
— Вы должны немедленно доказать, что вы люди, а не чужаки. Доказательства должны быть обоснованными. Свидетельства — неоспоримыми.
В притворном гневе Рейвен воскликнул:
— Черт побери! А сами-то вы сможете доказать, что не явились с какого-нибудь Сириуса?
— Я не буду с вами препираться и не собираюсь выходить из себя. — Большим пальцем Ломаке ткнул в последний лист. — Все, что я должен сказать, написано здесь. А именно: вы должны представить бесспорные доказательства того, что вы люди, то есть представители высшей формы земной жизни.
— Иначе?
— Земля сделает определенные выводы и примет для защиты все необходимые меры. Мы трое будем уничтожены, то же самое произойдет на Венере. Затем начнется подготовка к отражению агрессии.
— Хм! Мы трое? По отношению к вам это жестоко, вы не находите?
— Я уже говорил, почему выбрали меня, — напомнил Ломаке. — Я готов к смерти, и меня уверили, что она наступит мгновенно и безболезненно — если наступит.
— Большое утешение, — загадочно вставила Лина.
Он пристально посмотрел на нее.
— Я умру с вами только для того, чтобы отрезать вам единственную дорогу к спасению, лишить вас всяких шансов отсюда вырваться. Вам не удастся уцелеть, присвоив мою личность. Ничто живое не выскользнет из этой западни человеком по имени Ломаке. Спасемся или погибнем мы только вместе, все зависит от того, представите ли вы доказательства.
У него были причины гордиться собой. Впервые, несмотря на физическую немощь, он почувствовал свою силу. В сложившихся обстоятельствах способность хладнокровно ожидать собственную смерть делала ему честь.
Если один из противников лишен страха, а другие им переполнены, то исход противостояния предрешен. Как и те, кто за ним стоял, Ломаке считал абсолютно естественным, что любая форма жизни, не важно, гуманоидная или нет, должна подчиняться инстинкту самосохранения.
И именно здесь ошибались он сам и те, кто планировал эту операцию. Поэтому самым главным для предполагаемых «жертв» было не обнаружить это внешне и дать для записывающей аппаратуры такие реакции, которые сошли бы за человеческие.
В меру обеспокоенным тоном Рейвен заметил:
— Из-за хронической подозрительности и неуправляемого страха толпы погибло много невинных. В охотниках на ведьм этот мир никогда не нуждался. — Он заволновался и нетерпеливо спросил: — Как долго мы можем беседовать? Я хочу сказать, есть ли ограничение по времени?
— Время тут ни при чем. Либо вы представляете доказательства, либо нет, — сказал Ломаке, демонстрируя усталое безразличие к тому, какой вариант случится. — Если их нет, то знание того, что вам нечего сказать, рано или поздно вынудит вас к отчаянным мерам. Вы попробуете пойти ва-банк. Что произойдет тогда… — Он замолчал.
— Вы отреагируете?
— Безусловно! — Упершись локтями в стол, Ломаке подпер кулаками подбородок. — Я очень терпелив, и вы можете этим воспользоваться. Но не советую тянуть время, не рассчитывайте сидеть тут неделю.
— Смахивает еще на одну угрозу?
— Дружеское предупреждение, — поправил Ломаке. — Те двое на Венере дали гораздо меньше поводов для подозрений, но они классифицируются с вами в одну группу. Ваша четверка либо вся целиком освободится, либо целиком будет казнена.
— Между нами и ими существует связь? — переспросил Рейвен.
— Да. То, что случится с вами здесь, случится с ними там. И наоборот. Вот почему мы держим обе пары порознь. Чем больше времени тратит одна пара, тем больше вероятность, что дело решит другая.
— Да, механизм четкий, — признал Рейвен.
— У вас ДВЕ возможности прямиком попасть на тот свет: от моей руки, если вы меня к этому вынудите, или от руки ваших друзей на Венере. — Подобие улыбки появилось на лице Ломакса, когда он добавил: — Вот когда постигается смысл древней пословицы «Спаси меня, Господи, от друзей, а с врагами я сам управлюсь»…
Глубоко вздохнув, Рейвен откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он задумался. Он нисколько не волновался, что Ломаке может прочесть его мысли — ни один земной телепат не был способен работать на таких высоких частотах.
— ЧАРЛЬЗ! ЧАРЛЬЗ!
Ответ пришел не сразу. У Чарльза тоже были проблемы, и ему требовалось время, чтобы от них отвлечься.
— ДА, ДЭВИД?
— ЧТО У ВАС ПРОИСХОДИТ?
— НАМ ТОЛЬКО ЧТО СООБЩИЛИ, КАК ЧЕТЫРЕ ДЕНЕБИАНСКИХ КОРАБЛЯ ПРЕСЛЕДОВАЛИ ЗЕМНОЙ И ЧТО ИХ ЗАВЕРНУЛИ ОБРАТНО. УМА НЕ ПРИЛОЖУ, КУДА ЕГО ЗАНЕСЛО…
— ВЫ ОТСТАЕТЕ ОТ НАС НА НЕСКОЛЬКО МИНУТ. У НАС ДЕЛО БЛИЗИТСЯ К РАЗВЯЗКЕ. КТО С ВАМИ РАЗГОВАРИВАЕТ?
— ГЛУБОКИЙ СТАРИК. ЕЩЕ СООБРАЖАЕТ, НО ЕЛЕ ХОДИТ.
— У НАС МОЛОДОЙ, — сообщил Рейвен, — НО ДЕЛА ЕГО ТОЖЕ ПЛОХИ. НАСТОЛЬКО, ЧТО НИКТО НИЧЕГО НЕ ЗАПОДОЗРИТ, ЕСЛИ У НЕГО ВДРУГ СЛУЧИТСЯ ПРИСТУП. ОН ПРОСТО СВАЛИТСЯ НА ПОЛ, НЕ ВЫДЕРЖАВ НАПРЯЖЕНИЯ РАЗГОВОРА.
МЫ ВСЕ ОБСТАВИМ, КАК НАДО — ДЛЯ ЗДЕШНИХ ТЕЛЕКАМЕР…
— ЧТО ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ?
— МЫ РАЗЫГРАЕМ НЕБОЛЬШОЙ СПЕКТАКЛЬ. ПОД ЗАНАВЕС С ПАРНЕМ СЛУЧИТСЯ ПРИПАДОК, И МЫ НА НЕГО ОБЯЗАТЕЛЬНО СРЕАГИРУЕМ. ОН СРЕАГИРУЕТ ТОЖЕ, ПОТОМУ ЧТО ИНАЧЕ ОН НЕ МОЖЕТ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, РУЖЬЕ ВЫСТРЕЛИТ ЗДЕСЬ, У НАС, И ОПРАВДЫВАТЬСЯ И ЧТО-ТО ДОКАЗЫВАТЬ ВАМ НЕ ПРИДЕТСЯ.
— И СКОРО ЭТО СЛУЧИТСЯ?
— ЧЕРЕЗ ПАРУ МИНУТ.
Открыв глаза и выпрямившись с видом человека, нашедшего выход из тупика, Рейвен возбужденно сказал:
— Послушайте, если моя жизнь известна до мелочей, значит, мое тело было оккупировано за время между моей смертью и воскрешением. Логично?
— Не знаю, — ответил Ломаке. — Это решат другие.
— Они с этим согласятся, — уверенно заявил Рейвен. — Теперь же, если мы согласимся с далеко идущим утверждением, будто некая форма жизни захватила физическое тело другого существа, то как она сумела присвоить заодно и такую нематериальную субстанцию, как воспоминания этого существа?
— Я не эксперт. — Ломаке сделал в блокноте пометку. — Дальше.
— Если я наговорю множество детских воспоминаний, начиная от трех лет, — с превосходной имитацией торжества продолжал Рейвен, — и большинство из них подтвердят люди, которые еще живы, к какой форме жизни вы тогда меня отнесете?