– А ты что скажешь, Андрей Ильич? – полковник перевел взгляд на Тимохина.
– Как вы установили имя убитого? – вопросом на вопрос ответил капитан. – В его карманах ничего не нашли.
– Труп дактилоскопировали, отпечатки нашли в картотеке. Дмитрий Васильевич Грачкин, судим дважды. Профессиональный домушник. Вышел полгода назад. Но на этот раз дверь он не вскрывал. Замки в квартире в полном порядке.
– Зачем ему вскрывать дверь? Лаврушина сама его впустила. А Ушаков любовничка своей жены поджидал внизу. Как только тот спустился, так и получил перо в бок, а потом он его за шкирку притащил обратно в дом, допросил на кухне, тот ему во всем сознался, и Ушаков прирезал свою жену, а тут и этот концы отдал. Вот он и уложил их рядышком, как Ромео и Джульетту, а сам смылся.
– Ушаков – вор, – тихо сказала следователь. – На мокруху не пойдет, и вы забываете, что убита девочка, которую он воспитывал. Исчез мальчик восьми лет. И наконец – след на подоконнике от обуви сорок четвертого размера. Ушаков носит сорок второй. Но может быть, вы уже допросили сами Ушакова, капитан, и он во всем чистосердечно признался?
– Так, предварительная беседа без протокола. Пьяный в стельку, что от него услышишь.
– Я попрошу вас, Николай Николаич, выделить мне кабинет и привести задержанного.
– Уж лучше, Ксюша, допрашивай его в камере, незачем такое чудовище по коридорам таскать, народ пугать.
В кабинет вошел майор Лепехин.
– Вовремя, Василь Семеныч! – обрадовался Саранцев. Он очень не любил находиться между двух огней. – Что удалось узнать?
– Моя бредовая идея обрела живые формы, а именно: Ушаков и ныне покойный Грачкин отбывали срок в одной колонии на протяжении двух лет с тысяча девятьсот девяносто пятого по девяносто седьмой год. Не знать друг друга они не могли.
– Ну а я о чем! – засмеялся Тимохин. – Никаких случайностей, все закономерно. Вор – не убийца?! Черта лысого! Он не просто вор. Он Афган прошел и медаль получил не за кашеварство, а теперь Приплюсуйте к этому пять лет зоны и пьяные мозги. Да его к стенке ставить пора!
– Успокойся, Андрей, – вмешался полковник.
– Еще одна деталь, – продолжил эксперт. – Полотенце. На нем ярлычок от прачечной с тем же номером, что есть на другом белье в квартире.
– Правильно! – вновь возбудился капитан. – Сначала спьяну следы начал смывать, потом плюнул и решил свалить. Полотенце бросил внизу, погулял малость, проветрился и про нож вспомнил. Приметная штука, решил за ним вернуться, тут я его и накрыл. Кто-то может предложить более реальную версию? Про дядю с улицы можно говорить сколько угодно, только где вы этого дядю возьмете в два часа ночи, которому тут же дверь откроют и дадут себя прирезать, а он после этого подождет, пока все передохнут, и со спокойной совестью уйдет, причем ничего не тронув. В серванте золотишко цело, а в белье шестьсот баксов нетронутыми остались.
– А если у Ушакова есть алиби? – спросила Задорина.
– Я так думаю, у него было время подговорить какую-нибудь телку. Она вам с пеной у рта будет доказывать, что он всю ночь не слезал с нее. Его хоть самого… – дальше он продолжать не стал, напоровшись на гневный взгляд Ксении.
– На ногах не держался, а всех перерезал как щенят. Ну просто Геракл!
– Геракл не Геракл, а нож держать умеет. Не забывайте его биографию.
– Извините, товарищ полковник, я тут вспомнил кое-что, – подал голос Савченко.
– Говори, лейтенант.
– Тут речь заходила о мальчишке. Когда мы прибыли на место происшествия, в первую очередь осмотрели двор и подъезды. Я поднялся на последний этаж. Там сидел мальчишка на ступеньках, лет восьми-девяти. Курил, между прочим. Я как-то не придал этому значения, просто спросил у него, видел ли он кого-нибудь, но он отрицательно покачал головой. Выхода на чердак там не было, и я спустился.
– Отправляйтесь в квартиру, лейтенант, поищите фотографии! – приказал полковник. – Парня надо искать. О нем мы забыли. Ведь с Ушаковым его не было. Нужен его снимок. Раззявы!
– Возьми с собой пару ребят и понятых не забудь пригласить, – строго добавил Тимохин. – Мы провели слишком беглый осмотр. Покопайся в квартире как следует. И не забудь сфотографировать и запротоколировать все, что вы там найдете. Вперед!
– Скажите, – не обращаясь ни к кому конкретно, заговорила Задорина, после того как вышел лейтенант, – а кто вызвал милицию? Я опрашивала соседей, но те ни о чем понятия не имеют. Кто-то звонил дежурному, значит, есть свидетели?
– Сказали женским голосом, – ответил Тимохин, – что в квартире убивают людей, назвали адрес и бросили трубку.
– Любопытно… – протянула Ксения. – Мальчик на лестнице, женщина по телефону и сбежавший человек через окно. Куча свидетелей, а мы гадаем на кофейной гуще. С тем материалом, что мы имеем, можно год топтаться на месте. Без свидетелей нам не обойтись.
– Обойдемся, – усмехнулся капитан. – Ушаков сознается. Поверь мне, Ксюша.
– Из человека можно выбить что угодно, а меня правда интересует, а не результат. И создайте мне условия, капитан, для допроса задержанного.
Ксения Задорина представляла себе Ушакова совсем другим. Он оказался очень приятным молодым человеком, если, конечно, убрать с лица все синяки и царапины.
Ксения считала себя неплохим физиономистом и психологом и доверяла своей интуиции. Встречаясь с преступником, она спрашивала себя: испугалась бы она сидевшего перед ней человека, окажись она вместе с ним в лифте в поздний час, и сунула бы руку в карман плаща, где носила газовый баллончик. В зависимости от ответа на этот вопрос Ксения выбирала тактику собственного поведения и стратегию допроса. Сейчас ее метод не «работал». Ушаков, кроме жалости, никаких чувств не вызывал. К тому же сбивали его глаза, голубые и чистые, как у ребенка.
– Вы знаете, Иван Игнатьевич, что произошло в вашей квартире? – спросила она тихим голосом.
– Настолько, насколько капитан сумел вдолбить мне это в голову при помощи кулаков.
– Убиты ваша жена и приемная дочь, мальчик пропал. В квартире его нет. Версия с ограблением не прошла. В качестве орудия убийства использована финка, очевидно, выполненная на заказ высококлассным специалистом для крупного авторитета лет двадцать назад, сейчас такими не пользуются. Преступление совершено в два часа ночи. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Мне нечего вам сказать. Моя забота – похороны, ваша – убийцы.
– Вы подпадаете под категорию подозреваемых. У вас есть алиби?
– Лень преступников искать? Куда проще козла отпущения найти. Нет у меня алиби. Пьяным был весь вечер, а где меня носило, не помню. Я не обязан обеспечивать себя всякими алиби. Не люблю шумных компаний, предпочитаю одиночество. Если у вас есть доказательства моей вины, предъявляйте, доказывайте и сажайте. Если нет, то какого черта меня здесь держать? Кулаками вы из меня ничего не выбьете. Подписку о невыезде я подпишу. Мне ехать некуда.