— Правда?
— «Пра-авда?» — передразнила она весело. — Да. Но не назову, ты же знаешь.
Просто имей виду, если покинешь Релат с ней, назад ты — айри Пэйлит и так далее — уже не вернешься. И очень уж долгой, драконьей, твоя жизнь не будет.
— А она не пострадает?
— Нет, самый заботливый и предусмотрительный из бескрылых драконов. Ничуть.
Именно если отправитесь вы двое — нет. Зато твои глаза…
— Что глаза? — вконец запутался он.
— Думаю, она будет знать, как и я, какого они у тебя на самом деле цвета, — фыркнула Ника. — И ты даже научишься видеть мир, если повезет. Только не отказывайся от него сам, ладно? Если будет совсем плохо, все равно не отказывайся. Это важно. Важнее всего. Обещаешь?
— Обещаю.
Берег погас, кресло скрипнуло.
Получается, моя трижды-пра была на старости лет законченной интриганкой, кровь драконов сказалась, не иначе. Впрочем, если это хоть немного помогло удерживать Эла на краю жизни — спасибо ей. Он же обещал, что от мира не откажется, и слово сдержал. Он вообще очень надежный. Слушал бы лукавую бабульку внимательнее, понял бы больше. Я вот призадумалась: айри не вернется. То есть ты-то, может, и вернешься, но не как айри. Значит, у нас все получится! Я и так уже давно не сомневаюсь, но приятно получить столь странное и безусловное подтверждение.
Насчет глаз она права. У настоящего Эла они должны быть бирюзовые в золотой кайме, я сама один раз видела. А прочее — узнаю очень скоро. На днях.
Сигнал пришел ночью.
Браслеты-приемники были лишь у меня и Яли, дело семейное, мы тихо и стремительно бросились в пустой медицинский отсек. Столкнулись у дверей лаборатории, дружно пролезли внутрь, нервно пихаясь локтями. Автоматика уже удалила питательный раствор, отключила системы контроля и подняла оба тела наверх, сдвигая крышки баков. Они были в странном подобии пленки, оплетенные датчиками, невнятно и необычно выглядящие.
Каждая из нас свистнула своего заранее приготовленного слага и перегрузила «добычу» на стол, чтобы увезти домой. Кому приятно просыпаться в лаборатории?
Я только в душевой, куда моего нового Эла дотащил опять же слаг, отмыла тело и рассмотрела. Тихонечко вставила на место челюсть, придержала для надежности и устроила мужа на кровати. Три часа — хороший запас времени. Уже полтора? Тоже неплохо. К такому надо привыкнуть.
Старшая Ника целиком права, айри по имели Пэйлит, Тарин и даже Эллар потерян безвозвратно. Стоит ли огорчаться? Не знаю, я к нему вообще-то за десять лет привыкла.
Почти прежним остался цвет кожи, эдакий золотисто-медный загар. И когти, они на месте, по три штуки на руке, в межпальцевых кармашках, как у нормального айри.
Еще у него нет второго облика волка, что ожидаемо. В этом Тиэрто не ошибся. Все остальное неузнаваемо и ново.
Он теперь на голову выше меня, не так массивен, как волвек, но куда шире себя прежнего в плечах. Шея толще и чуть короче привычной. Лицо вроде бы узнается — но все же оно иное, например, тоже явно шире. Глаза посажены глубже, они пока закрыты, но выглядят почти как у волвека, наверняка круглые, довольно крупные и разрезанные чуть косо, к виску. Ресницы мохнатые и короткие. Скулы выделены резче, линия губ совершенно новая. Брови густые, черные, над ними почти нет гладкой кожи лба, как и у волчиц, сразу начинается пух, густеющий к линии волос.
Меха, скорее. Мой айк — черно-платиновый с почти белыми кончиками волосков и светлым рисунком штрихов на висках и по шее. Красиво.
Погладила неуверенно его плечо, по-прежнему с трудом веря, что это — Эл. Я хотела его вернуть, и мы сделали невозможное. Теперь вот осталось понять, насколько молодой айк, невероятная помесь волвека и айри, остался моим мужем, без которого душе холодно и одиноко при любой загруженности дня делами и глупостями.
Я осторожно потянулась к его сознанию — спит.
Ну дрыхнет, чтоб ему жить долго! Еще почти час по таймеру. Нет, я его, конечно, чувствую и опознаю. Но от того пользы, извините, как от дегустации элитных вин при тяжелом насморке. Вкус ощущается наполовину, а запах никак. Результат — не всегда белое от красного отличишь. Так что надо ждать полного выздоровления, то есть пробуждения, чтобы хоть что-то толком понять.
Я устроила голову на незнакомом по форме и оттого вроде бы неудобном плече.
Поерзала, привыкая, пару раз переместила его послушную руку. Ну как я могу поверить, что он — это он? Тело прохладное, все волвеки в глубоком сне снижают температуру на пару градусов. Дыхание спокойное и довольно редкое, сердце у него — отменно здоровое и мощное. Я снова прикрыла глаза, сосредоточенно прислушиваясь к сознанию. И заснула.
Все же не Эл.
Этот не стал оставлять записок на подушке и бежать куда-то по делам. Хотя, если разобраться, месяц без него пропадает Акад, а уж на корабле-то дел у начальника экспедиции накопилось! Он про них и не подумал, надо же… Зато меня, уже почти проснувшуюся, предельно внимательно рассмотрел, даже обнюхал и очень бережно поцеловал. Сознание оказалось знакомым — и совершено новым. Будто моего серьезного не в меру Эла раскрасили шаловливые дети. В нем переливалась радость, губы явно улыбались, тело нежилось на покрывале. Слух ловил мое дыхание, шумы корабля, шелест воздуха — я и половины доступных ему звуков не воспринимала. Мне стало хорошо и уютно. Он не волк. Уж скорее действительно дракон, которому чудом вернули все утраченное, кроме крыльев. И последнее его ничуть не расстроило.
Я осторожно приподняла веки и задохнулась.
На меня смотрели с таким знакомым прищуром яркие сине-зеленые глаза с вертикальным зрачком и золотистым ободком у кромки. Он наклонился вплотную, укутал руками, удивленно рассматривая и улыбаясь, как никогда не стал бы улыбаться Эл — широко, уверенно, радостно.
— Ну, рассказывай! — голос оказался много ниже привычного нам обоим, и он рассмеялся, уронил голову в подушки, встряхнулся и сел, поднимая меня. — Кто раскрасил мир? Кто каюту переделал? И почему ты такая странная?
— Я? — это было уже возмутительно. — На себя посмотри!
— Вот еще, это не интересно. У тебя волосы мягкие и пахнут душицей. Странно, а чем раньше-то пахли? Ух ты, переливчатые… У меня что-то с памятью, Ник. Там все ужасно серое и пустое. Почему я не помню последнее время?
— От какого момента?
— Мы сидели на лестнице. Стоп, это мне, похоже, снилось. Мы были тут и ты убедительно просила не ходить в Гнездо… Только как же было не ходить? Ага, точно: мы туда добрались и потом — все, — он озадаченно взъерошил волосы совершенно незнакомым жестом, удивился, даже осмотрел собственную руку, еще сильнее усомнился в ее принадлежности декану Эллару и замер. — Я же погиб!
Довольно долго там, в междумирье, сидел и бродил, боль, сны, потом вообще не пойми что… Ник, я здоров? Может, просто очень удачно и в нужную сторону сошел с ума?