— Представляю…
— Вот-вот. Вы бы видели, что с патронами к «маузерам» стало. Мы, как увидели — за голову схватились. Цинки прогнили, гильзы окислились… Иные просто в груду монолитную срослись — не отделишь один от другого. Цинки от патронов, кстати, тоже какая-то умная голова пристроилась налево пускать — знаете, какие из них кастрюли получаются? А наши трехлинейные подходят весьма условно. Три десятых миллиметра дефицита — не шутка. Обтюрация при выстреле — ноль. Летит пуля метров триста и — баста! А уж в цель попасть вообще не надейся.
— Так, может быть, просто выбросить все это барахло на помойку и заменить нашим оружием?
— Легко сказать… А договор? А международный контроль — черт бы его побрал? Каждый ствол, который пересекает границу Империи, — под контролем. В том числе — вот этот, — штабс-капитан хлопнул по кобуре на своем бедре. — И ваш «федоров». Кстати, не думаете поменять на что-нибудь поизящнее? Тяжело ведь таскать такую мортиру!
— Меня устраивает, — насупился Александр.
— Ну, дело ваше… А с оружием — проблемы. Чуть ли не контрабандой таскаем, чтобы более-менее боеспособные части вооружить. А то и контрабандой… А с техникой — вообще завал. Мы ничего мощнее бронированного вездехода тут по договору иметь не можем. А значит: всякие «Кюбельвагены» допотопные, танки с сорока-пятидесятилетним пробегом… И ничего летающего. Только то, что оттуда сюда и обратно. Транспортники, в общем.
— Я сюда на «Комете» английской прилетел…
— Ха, на «Комете». Видели бы вы вертолеты… Куда прешь, дубина?! — заколотил Лисицын кулаком по перилам помоста. — Куда прешь, так твою растак!..
* * *
— Дипломаты, господа, оказали Империи медвежью услугу, — горячился ротмистр. — По пактам и договорам вроде бы оттяпали для нее этот кусок горной пустыни, но что с ним делать дальше — никто не знает. Ни в России, ни здесь. Впрочем, азиаты знают-с, — иронически скривил он губы. — Качать, качать и качать русское золото в свои бездонные карманы, на словах уверяя в дружбе и готовности встать под скипетр Государя, а на деле — суя нам исподтишка нож в спину. Да не честный кинжал — засапожный кривой ножик с грязным и зазубренным лезвием!
— Успокойтесь, ротмистр, — поморщился майор-артиллерист. — Эта земля важна для нас, важна для Империи. И это — аксиома. А что касается туземцев, то всегда и всюду они были таковы. Когда прижмет — гурьбой под крылышко двуглавого орла, а как успокоится, рассосется — ну щипать перья из тех же крыльев.
— А разве вопрос с вассалитетом Афганистана не решен? — наивно спросил Саша. — Я думал…
— Эк вы хватили, поручик! — вздрогнул от молодецкого хохота продымленный зал. — Решен! Каково, а? Решен…
— Здесь, на Востоке, юноша, — назидательно поднял палец майор Загоруйко, — слова «уже» не существует. Тут все настолько расплывчато и зыбко, что понятие времени, как таковое, отсутствует. Вам, с вашими отравленными европейским воспитанием правильными мозгами, не понять, что «уже» здесь может значить «вчера», а может и «завтра»…
— А может и «никогда», — вставил ротмистр, гася в полной окурков и сгоревших спичек «пепельнице» — каком-то чеканном блюде, старинном на вид и в Петербурге наверняка стоившем бы сотни рублей, — выкуренную на две трети сигарету и вынимая из портсигара новую. — Или даже «ни за что». Восток…
— Дело тонкое! — гаркнули офицеры хором.
— Только не надо мне здесь сказки рассказывать про «народ, который никто и никогда не мог победить»! Побеждали. И ходили через Афганистан, как по паркету, все кому не лень. И туда, и обратно, и вдоль, и поперек. От Тамерлана, до Чемберлена, как говорится. И даже раньше. Другое дело, что, легко покорив, все, как один, не ожидали от этого милого народа клинка в спину. Зазубренного дедовского кинжала…
«Сколько нового я здесь узнал, — счастливо думал поручик. — Умные, тонкие, решительные люди… А вот просидел бы весь свой век в Петербурге, дрессируя гвардейцев… Нет, право слово, в добрый час увидел я ту газету…»
Но перед глазами снова и снова возникала печальная Настенька, и молодой офицер, несмотря на шум в голове, тянулся к стоящей на столе водке…
* * *
Ночью Сашу опять разбудила стрельба.
За прошедшие с первой такой канонады ночи он как-то привык к шумовому оформлению с местным колоритом и сейчас только перевернулся на другой бок, с удовлетворением отметив, что никакого волнения в нем это не вызывает. Поручика больше занимало Рождество, до которого оставались считаные дни: с самого детства оно было любимым его праздником. Запах еловой хвои, яркие игрушки и мишура, обязательные подарки, которые он всегда находил поутру под лохматыми зелеными лапами, присыпанными искусственным снегом, Дед Мороз со знакомым дедушкиным голосом… А позже — танцы со сверстниками и сверстницами до утра, первые робкие поцелуи… Эх, прекрасный праздник! Будет ли здесь что-нибудь подобное?…
«Что- то чересчур громко сегодня… — подумал юноша, проваливаясь в объятия Морфея, но громкий стук в дверь разом спугнул легкокрылого проказника. — Что еще за чертовщина?»
— Поручик! Открывайте! — послышался голос прапорщика Деревянко, перекрываемый близкой стрельбой. — Открывайте сейчас же!
«Что ему приспичило?»
Вставать не хотелось — за день Бежецкий так намаялся с действительно непроходимо тупыми и ленивыми туземными новобранцами, что вечером просто свалился с ног, — и он постарался отвязаться от докучливого соседа:
— Я сплю, прапорщик. Давайте решим все дела утром…
— Открывайте! — заорал сосед, словно его резали. — Обстрел!!!
— Вы шутите? — не поверил юноша, на взгляд которого ничего особенно ужасного в стрельбе за окном не было.
— Какие еще шутки?! — Невидимый прапорщик так ударил ногой в филенку, что дверь едва удержалась на петлях, а хлипкий замочек не выдержал. — Вставайте!!
Поняв, что это не шутка и не розыгрыш, Саша откинул одеяло и кинулся к окну, за которым понемногу занималось нездоровое красное зарево. Но Деревянко опередил его, повис на плечах и повалил на пол, заставив пребольно садануться локтями и коленями о бетонный пол, лишь в эстетических целях прикрытый легкой камышовой циновкой, — о таком изыске, как дощатый пол или паркет, тут, наверное, и не слыхали.
— Вы с ума сошли… — начал Бежецкий яростно, но, осыпанный осколками вылетевшего стекла, осекся. — Что это?
— Снайпер, мать вашу!.. Если бы я не успел — получили бы дырку меж глаз!
— Спасибо…
— Рано благодарить! Одежду, оружие в охапку и ползком — вниз! Не дай бог ракеты в дело пойдут — изжарят нас тут, как пулярок!
Вот тут- то Александр и возблагодарил преподавателей в училище, гонявших их, мальчишек, до седьмого пота, заставляя ползать по-пластунски так, чтобы ни одна часть тела не становилась желанной мишенью для гипотетического снайпера. В том числе — и по пересеченной местности. Вроде лестницы.