— Голову ниже! — рявкнул прапорщик, и Бежецкий запоздало услышал зыкнувший рикошет — невидимый снайпер держал под прицелом не только окна.
Вот наконец и улица.
— Не отсвечивайте своим исподним, — прошипел прапорщик, отталкивая молодого человека ближе к стене. — Здесь вроде бы мертвая зона, но все-таки.
— Холодно… — пробормотал Саша, ежась под порывами ледяного ветра: зима, она и в Афганистане зима.
— Ничего. В следующий раз будете шустрее, — успокоил его Деревянко. — Насморк, он лучше дырки в голове. А на будущее помните — одежду и оружие нужно держать под рукой…
Во двор, пятясь задом, вполз бронированный вездеход на огромных рубчатых колесах, поворочал из стороны в сторону крошечной башенкой и выплюнул басовитую очередь куда-то в сторону гор. Еще и еще одну. Ему откликнулся пулемет где-то неподалеку, взмыли осветительные ракеты, превратившие все вокруг в плоскую черно-белую картинку…
— Все, — буркнул прапорщик, поднимаясь на ноги, отряхиваясь и протягивая шершавую ладонь Александру. — Кажется, пронесло…
— А снайпер?
— Он профессионал, поручик, а не самоубийца. Сейчас склоны из десятков стволов утюжат — ему и головы не высунуть. Бог даст — обошлось на сегодня…
Увы, не обошлось.
Получасом позже, под истошный женский вой, из соседнего дома вынесли покрытые простыней носилки и запихали в санитарный фургончик.
— Как ваше здоровье, Александр Павлович? — подошел к офицерам полковник Седых.
— Спасибо, хорошо… — растерянно ответил Саша, уже успевший переодеться, но все равно не попадавший зубом на зуб, не то от холода, не то — от волнения.
— Рад за вас. Однако рекомендую вам как-нибудь забежать ко мне. Тут, в горах, нужно следить за здоровьем особенно пристально. Послушаю вас, померю давление…
— А кто это, господин полковник? — кивнул юноша на трогающийся с места фургончик.
— Я же просил вас Саша: без чинов. Забыли?
— Простите…
— А бедняга не наш, к счастью. Перс из их коммерческого представительства. Вероятно, подошел к окну.
— Убит?
— Снесло пулей полчерепа, — хмыкнул медик. — Какое уж тут…
Александр почувствовал, что его прошиб холодный пот.
«Вот тебе и первая же пуля… — подумал он потрясенно, поняв, что легко мог составить компанию несчастному персу. — Вот тебе и…»
— Не тушуйтесь, Саша, — заметил его состояние Иннокентий Порфирьевич. — Судьба — индейка: далеко не каждому «везет» подобным образом.
— Да он тоже хотел к окну подскочить, — хмыкнул беспардонный прапорщик. — Еле оттащил!
— Да? Крайне неосмотрительно! Но в любом случае… С боевым крещением вас, сударь!..
Зажигать свет прапорщик настоятельно не советовал, но Саша до утра так и не смог сомкнуть глаз. Отчасти — из-за стоящей перед глазами картинки с воющей простоволосой женщиной, которую деликатно оттаскивали от накрытых простыней носилок, отчасти — от холодного ветра, задувающего из кое-как заткнутой всяким тряпьем разбитой створки окна.
И лишь когда в комнате стало достаточно светло, молодой человек ножом выковырнул из стены чуть смятую остроконечную пулю в латунной оболочке длиной чуть ли не с большой палец руки.
«Надо будет сохранить, — подумал он, тщательно припрятывая смертоносный кусочек металла, сегодня обошедший его стороной. — Талисман сделаю…»
— Увы, мы не можем пока здесь, в Кабуле, иметь полноценный храм, — извиняющимся тоном прошептал кто-то над ухом у Александра. — Афганистан — магометанская страна, и ее владыка настроен очень резко к христианству в любом его проявлении. Но против небольшой церкви здесь, в посольстве, не возражает… Знаете, как у них это бывает? Если водку наливать из чайника…
— Имейте совесть, господин советник! — зашипел кто-то над другим ухом. — До конца службы минуты остались! Давайте не будем портить друг другу праздник…
— Нет, это вы…
Саша не вслушивался в перепалку за своей спиной, ловя последние слова рождественской службы, которую здесь, в зале посольства Российской Империи, тесноватом из-за десятков набившихся сюда людей — офицеров и чиновников, дам и мужчин, русских, армян, грузин, — вел молодой священник с едва-едва пробивающейся на румяном лице русой бородкой. Отец Михаил. Тот самый, с которым Бежецкий летел сюда одним рейсом.
— Аминь, — произнес священник и склонил голову.
Люди за Сашиной спиной облегченно задвигались, принялись переговариваться, самые нетерпеливые осторожно попятились к выходу… Совсем рядом были накрыты праздничные столы, и запах деликатесных яств доносился сюда, кощунственно перебивая аромат ладана. И поручик с раскаянием подумал, что христианская благость в его душе куда-то улетучивается, вытесняемая вполне земным. Мыслями о праздничном меню, например. Или о молодой стройной блондинке в нескольких шагах от него…
«Недалеко же вы, поручик, — явственно услышал он насмешливый дедушкин голос, — ушли от маленького Саши Бежецкого…»
И дедушка, как всегда, был прав…
— Поручик! — вывел молодого человека из задумчивости голос штабс-капитана Нефедова. — Вы намерены здесь простоять всю ночь? Религиозное рвение, конечно, похвально, но мы, люди служивые, как вам известно, Святым Синодом и повелением Государя освобождены от многих условностей. К тому же гости уже рассаживаются, и мы можем остаться не у дел.
— Да-да, — спохватился Александр. — Я уже иду…
Он перекрестился на лик Спасителя, сурово глядящий на него со стены импровизированного храма, и поспешил за облаченным в парадный мундир штабс-капитаном, весело раскланивающимся направо и налево со знакомыми. А в знакомых у него числилась, видимо, вся не слишком многочисленная русская колония в Кабуле. Без различия чинов и пола.
— О! Еланцев, какая встреча! — крепко пожал он руку облаченному в пехотный мундир шатену среднего роста с хитроватым улыбчивым лицом. — Какими судьбами? Ты же сослан в свой Кандагар навечно! Или господин Мещеряков ради Рождества Христова объявил амнистию?
— Примерно так, Сережа, — улыбнулся поручик так обаятельно, что Саша почувствовал к этому незнакомому человеку мгновенную симпатию. — Рота моя отличилась намедни, и старик смягчился. К тому же все равно скоро сменяться, и для нас сделали поблажку.
— Как там перевалы?
— Обычно, — пожал широкими плечами офицер. — Замело снегом, едва пробились. Хорошо попутная колонна на Кабул подвернулась. А то сидели бы до Нового года, если не до Крещения.
— Повезло… Вам, конечно, несменной команде.
— Это точно. А что это, скажи-ка мне, друг, за свежее лицо? — стрельнул быстрым глазом на Александра поручик. — Что-то не припомню…
— А-а-а! Прошу любить и жаловать: поручик Бежецкий Александр Павлович. Граф и вчерашний гвардеец. К нам сюда — за боевым опытом и романтикой. А это, Саша, легендарный наш Герман Еланцев — герой, сорвиголова и гроза дамского общества по обе стороны границы.