— Что у тебя в сумке?!
Олег окинул ее плотоядным взглядом.
— Знаешь, мне почему-то кажется, что Живодеру помогает женщина. Это ведь так романтично! Только представь, в него тайно влюблена какая-то замухрышка! Она готова на все и разрабатывает план побега Малышева. Однажды им это удается. Бонни и Клайд по сравнению с ними — малыши ясельной группы. Тут все по-взрослому.
— Олег!..
— Наверное, мне стоит принять душ, — не дал ей договорить парень. — Никуда не уходи. Тебя интересует содержимое моей сумки? Боюсь, ты разочаруешься. Наверное, после моих книг и историй ты думаешь, что я там ношу голову расчлененного байкера? Нет, в ней мои шмотки.
Он вышел, а Катя посмотрела на свои руки — они тряслись. Она услышала, как полилась вода в ванной.
Сумка!..
Она не могла думать ни о чем другом. Эта жутковатая черная сумка просто гипнотизировала ее. Толстая, разбухшая, как брюхо огромного удава, который только что полакомился олененком. Наверняка тяжелая.
Катя слезла с кровати и приблизилась к сумке. Сквозь звуки льющейся воды стал слышен голос Олега — он что-то напевал.
Катя присела над сумкой.
«Иди домой. Беги отсюда», — захлебываясь, проверещал внутренний голос.
Она потянула застежку.
Сумка раскрылась как застаревшая, гнилая рана. Пахнуло болотом и чем-то еще, неприятно едким.
Из сумки торчал грязный кусок белой материи. Катя поморщилась, потянула тряпку наружу, увидела, что перед ней, и до крови прикусила губу.
Мокрый, измятый халат с помпонами. Вот и колпак. А внизу…
— Ты все-таки залезла туда! — услышала она над собой ехидный голос.
Катя выпрямилась. Ей показалось, что все предметы, находящиеся в комнате, начали постепенно растягиваться, плавиться, менять свои естественно-привычные формы.
Она бросилась к двери, дернула ее и поняла, что та заперта.
— Катюша! — Олег стоял в коридоре, натягивая резиновые перчатки. — Ты хочешь узнать, что будет дальше в моем рассказе?
Дантист не мог оторвать взгляда от внезапно ожившего Гунна. Байкер, немало повидавший на своем веку, чувствовал, что эти секунды намертво впечатываются в его сознание. Они будут там вечно, до конца жизни, как его татуировки.
— Боже, что с ним сделали? — Лиля вцепилась в локоть Дантиста и с ужасом смотрела на шевелящийся обрубок, примотанный скотчем к игрушечному мотоциклу.
Гунн смотрел прямо перед собой, изо рта тянулась клейкая слюна. При свете фонаря было видно, что ни рук, ни ног в полном понимании этих слов у юноши не было. К черным, обгорелым культям металлическими скобами крепились кисти и ступни. Из ран лениво сочилась кровь, которую тут же смывал дождь.
— Эстет, бегом за аптечкой! — рявкнул Дантист. — Гаучо, держи его. Лиля, возьми фонарь!
Побледневший Гаучо с опаской опустил руки на плечи Гунна, и тот вздрогнул.
— Крепче держи! — прикрикнул Дантист.
«Раны наверняка прижигали, иначе он быстро умер бы от кровопотери», — промелькнула у него мысль.
Он вынул перочинный нож и начал резать скотч. Лезвие было острым, но липкая лента, намотанная в несколько слоев, поддавалась с неохотой.
— Лиля, звони ментам! — распорядился Дантист.
Гунн резко дернулся назад.
Гаучо плотнее обхватил изувеченное тело, но было поздно. Скоба вырвала клок мяса из обгорелого плеча и осталась торчать в кисти, а левая сторона тела освободилась. Хлынула кровь, но Гунн продолжал трястись и извиваться, пытаясь вырвать скобу из другого плеча.
— Эстет! — заорал Дантист, бросил нож и стал торопливо срывать обрывки липкой ленты. — Где ты, мать твою?!
В Гунне словно проснулась сила умирающего зверя. Он мотнул головой, отпихнул Гаучо, державшего его, и снова рванулся назад. Тело изогнулось дугой, и он вырвал скобу из правой кисти. Его отрезанные руки были похожи на перчатки, набитые поролоном, которые кто-то шутки ради прикрутил к рулю мотоцикла.
Подбежал Эстет с аптечкой и застыл.
— Потерпи, брат, — шептал Дантист.
Он не мог понять, что ему мешает. Руки уже были липкими от крови Гунна. Глаза несчастного были похожи на два пыльных осколка зеркала, в которых отражалась вечность.
— Ты хочешь узнать, что будет дальше в моем рассказе? — повторил Олег.
— Не подходи! — закричала Катя, и ее рука судорожно нырнула в карман.
Он сделал шаг вперед.
— Родная, ты что?
Улыбка молодого человека погасла в тот же момент, когда в его лицо ударила тугая струя газа.
Олег взвыл, согнулся пополам. Катя помнила его слова об опасности использования баллончика в закрытом помещении и ринулась обратно в комнату. Искать ключи не было смысла, да она и не вернется туда, где распылила ядовитое облако. Лихорадочный взгляд девушки остановился на ноутбуке. Недолго думая, она схватила его и со всей силы швырнула в окно. Звон бьющегося стекла был ошеломляюще громким.
— Ты что наделала, дрянь?! — раздался в коридоре вопль Олега.
Катя кинулась к окну и, раня пальцы, стала вытаскивать осколки.
— Ты где?! — проревел Олег.
Держась за глаза, он на полусогнутых ногах ввалился в комнату. Катя влезла коленями на подоконник, быстро перемахнула наружу и угодила необутыми ногами в лужу.
О туфлях думать было поздно. Она помчалась к машине и у ворот обернулась. Олег, рыча что-то нечленораздельное, наполовину высунулся из окна и слепо вертел головой. Не помня себя от ужаса, Катя влетела в машину и пулей сорвалась с места.
Дом Олега уже давно скрылся из виду, но его звериный крик еще долго звенел в ушах. Голая ступня девушки остервенело жала педаль газа. Ее «БМВ» дважды чудом избежал столкновения с другими автомобилями.
Дома она заперла все двери и окна, на подоконники поставила пустые банки, а к двери подвинула комод. Но Катя понимала, что все эти меры предосторожности выглядят жалко и несерьезно.
Рука Кати потянулась к телефону и застыла в нескольких сантиметрах от трубки. Позвонить в полицию, конечно, можно, вот только что она скажет?
Катя пришла к выводу, что никаких серьезных доказательств против Олега у нее нет. Она присела на диван.
«Ну да. Олег пишет ужасы. Ну и что? Сейчас все кому не лень корчат из себя непризнанных гениев. В сумке лежал клоунский маскарад? Может, у Пылаева хобби такое — таскать с собой сумки с грязными костюмами?
Он надевал резиновые перчатки? Так скажет, что собирался заняться уборкой.
Это я прыснула газом Олегу в лицо и разбила окно в его доме. Так что у него куда больше оснований обвинить меня». Девушка поежилась от этих мыслей, вспомнила про туфли, оставленные у Олега, и совсем приуныла.