Она выпила кофе. Пока мыла чашку, ее взор остановился на столовых ножах. Катя взяла с собой в спальню самый длинный из них.
«Это все какой-то неудачный сон, — думала она, укладываясь в постель. — Я не могу поверить, что Олег имеет какое-то отношение к этим убийствам».
За окном выл ветер, и Катя пожалела, что не поехала к Миле. Вот уж с кем она всегда чувствовала себя спокойно и уверенно.
На столе громко пискнул телефон, извещая о получении СМС. Катя едва удержалась от крика и с опаской, маленькими шажочками приблизилась к столу. Она глядела на мобильник так, как если бы перед ней лежала дремлющая кобра.
Олег?
Так оно и было.
«Ты дома?» — гласило сообщение.
Вот так. Как будто ничего и не было — ни грязных халатов, ни жуткого рассказа, ни струи газа в глаза.
Телефон пискнул снова. Потом еще раз. Сообщения мелькали, наслаивались друг на друга, как карты при раздаче.
«Ты дома?»
«Ты дома?»
«Ты дома, тупая сука?!»
Катя чувствовала, как холод сковывал ее конечности, хотя в комнате было тепло, даже душно из-за закрытых окон. Телефон все пищал и пищал, принимая новые сообщения, а Катя продолжала машинально открывать их.
«Выруби телефон. Внеси номер в черный список», — приказывала она себе, но некая таинственная сила управляла ею, как марионеткой, заставляя просматривать все СМС.
«Ты дома, тварь?!»
После десятого или одиннадцатого послания пришло следующее:
«Я иду к тебе».
Катя медленно положила телефон на стол, облизала пересохшие губы и посмотрела на разделочный нож.
Вопросы следователя, пухлого мужчины с потной лысиной, плавали в воздухе, как тополиный пух, такие же бессмысленные, пустые и ничего не значащие. Дантист отвечал ровным и спокойным голосом. Мозг байкера был занят другим.
Гунн умер прямо у него на руках.
Он шипел и извивался, словно огромная гусеница или личинка, истекал кровью, а потом вдруг обмяк и затих. Дантист так и стоял под потоками дождя, прижимал Гунна к своей груди, как собственного сына, и беззвучно плакал. Дождь все равно смывал слезы.
«Скорая» приехала через двадцать минут после смерти Георгия. Потом началась кутерьма, уже знакомая байкерам, — менты, оцепление, пресса и прочее дерьмо. А он все еще не верил в смерть друга.
— Он открыл на вас охоту. — Голос следователя острым шилом проклюнулся в его воспоминаниях, вернул в реальность. — Роман, ты слышал?
— Да.
— Я говорю, кто-то серьезно решил вами заняться, — повторил мужчина и вытер несвежим платком лысину.
— Кто-то? — переспросил Дантист. — Правильно ли я понимаю, что, кроме того самого отморозка, который сбежал из дурки, у вас есть другие подозреваемые?
Следователь кивнул и подтвердил:
— Есть.
«Барс» вновь подумал об Олеге. Ввязывать ментов в проблемы клуба считалось делом, не соответствующим понятиям, но Дантист помедлил и рассказал следователю о том инциденте на дороге.
Толстяк не очень внимательно слушал байкера, перешучивался с оперативниками, ковырялся спичкой в зубах.
Когда Дантист закончил, он скептически изрек:
— Я проверю эту версию. Если честно, не очень-то верится, что этот ботаник решил объявить войну мотоциклистам. Соотношение сил слишком уж неравное.
Он щелкнул мышью, отправляя в печать объяснения Дантиста, после чего протянул ему лист. «Барс» быстро пробежался глазами по тексту и расписался в нужном месте.
— Да, кстати. Это нашли в теле вашего друга. — Следователь подвинул в сторону Дантиста целлофановый пакетик.
Изнутри он был слегка вымазан чем-то темно-красным, но это не помешало байкеру опознать водительское удостоверение Гунна. На нем было что-то написано.
— Это права Морозова. Там плохо видно, но все же можно прочесть послание, — сказал следователь.
Дантист напряг зрение. Черным маркером на пластиковой карточке было выведено детским почерком:
«Я настолько сильно люблю свой новый мотоцикл, что переделал себя под него, а не наоборот».
Дантист поднял голову.
— Вы сказали, что нашли это в нем. Как вас понимать?
— Права вытащили из раны между ребер. Карточка торчала как из банкомата. Это его почерк?
Дантист снова взглянул на аккуратные буковки.
— Хрен его знает. Мы друг другу письма не писали.
— Ну да. — Следователь кивнул, хлебнул колы из бутылки и громко рыгнул. — Эпистолярный жанр ушел в прошлое. Теперь все по электронной почте общаются.
Дантист стиснул зубы. Ему хотелось от всей души въехать этому типу в челюсть.
— Вообще, парень, дыма без огня не бывает, — продолжал следователь, вытирая губы. — Даже Живодер придумывал себе поводы для убийства. Может, это он. Или же нет. Так что пошевелите мозгами, кому и зачем вы понадобились. — Он смерил взглядом Дантиста, и на его красном лице отразилось нечто пренебрежительное.
Мол, были бы вы как все, ни хрена с вами не случилось бы.
— Благодарю за совет. Я сам решу, чем мне шевелить, — едва сдерживаясь, ответил Дантист.
Один из оперативников хихикнул, второй сонно потянулся и взглянул на часы. Дантиста неожиданно захлестнула слепая ярость. Сидят тут в креслах и ни хрена не делают!
Он медленно поднялся, и оперативники замерли.
— Да, мы не ангелы. Курим и бухаем. Материмся и трахаемся с кем попало. Катаемся на мотоциклах и мешаем спать законопослушным гражданам. Вы это хотели сказать? — Он вытянул ладони. — Это кровь моего друга, которого словно куклу посадили на крюк, присобаченный к сиденью детского мотоцикла. Ему отрубили руки и ноги! Наверное, с плохими мальчиками именно так и нужно поступать, правильно я понял? Или их следует разрезать на куски и мариновать в ванне, как шашлык?!
— Парень, полегче, — насупившись, вмешался один из оперов. — Не на тех бочку катишь.
— Ладно, хватит. Можешь идти, — сказал помрачневший следователь.
— Всего хорошего, — бросил Дантист и покинул кабинет.
Катя на ватных ногах приблизилась к окну. Дождь уже давно закончился, тучи рассеялись, угольно-бархатное небо замерцало звездами.
«Нужно звонить в полицию и ехать. Куда угодно, к Миле, к бабушке, хоть к черту, но прочь отсюда», — твердила про себя девушка.
Однако в противовес этому в ее голове звучал и другой голос, пугающий, настойчивый.
«Ты выйдешь, а маньяк тут как тут», — шептал он.
Липкие щупальца страха переплетались, медленно скользили по коже девушки словно голодные змеи.