«Бродили мы и вышли на полянку. Маленькую такую. Знаешь, когда я ее увидел, сразу подумал, что тут была бомбежка. Кругом одни развалины. Потом слышу мат-перемат. Дядя Петя куда-то под землю звезданулся. Кинул я свою корзинку и начал бегать и орать. Тут дядя Петя отозвался. Пьяница упал в подвал или типа того».
«Коллектор?» — предположил Гаучо.
«Да хрен его знает. Я стал звать его. Он мне говорит, мол, здесь какие-то ступеньки. Я, дескать, просто проверю, что это. Я ждать стал. Не помню, сколько времени дядя Петя там лазил. Долго, короче. Но я никогда не забуду его рожу, когда он выбрался наверх. Как будто ему в семейные труселя гадюку сунули. Он хрипел и хватался за грудь. Одна нога, как сейчас помню, у него была в крови. Дядька сказал, что напоролся на доску с гвоздем, схватил меня за руку и потащил обратно. Я еще заревел. Мне ж страшно было. Нас скоро нашли. Мой папаня устроил вздрючку дяде Пете, но ему было по барабану. Пока шли обратно, он молчал. Потом ему залечили ногу, и он снова нажрался».
«Что было дальше?»
«Прошло много лет. Дядя Петя никогда не говорил о том. Нам кто-то рассказал, что очень давно в тех местах был какой-то блатной санаторий для военных. Там какая-то трещина пошла, и заведение прикрыли, чтобы не рухнуло. Потом там пожар приключился. Это было давно, где-то лет сорок назад».
«Что дальше?»
«Когда началась эта заварушка с маньяком, мне позвонил дядя Петя, — продолжил Глеб. — Мол, базар есть. Я приехал, он в хлам, как и всегда. Я, дескать, не на гвоздь тогда наступил. Я сначала не въехал. Тогда, мол, в лесу, когда я провалился. Там была лента с шипами, прямо на полу. А еще клетка. Под самым потолком, как для попугаев. Только большая. В ней лежал скелет, зеленый весь, как будто мхом порос. Еще я, мол, заметил много ходов впереди, прямо как в лабиринте. Племяш, эти менты не верят мне. Я звонил им сегодня, говорил, что искать маньяка нужно там. А они меня послали, сказали, закусывать надо».
Какое-то время Глеб молчал, очевидно, вспоминая разговор с дядей.
Потом он заговорил снова:
«После этого Петя помер. У него часто бывала белка. Но тогда он говорил правду. Я ему верю».
«Ты помнишь место, где вы собирали грибы?» — задал вопрос Гаучо.
«Да хрен его знает. Там сейчас какая-то свалка рядом. А что?»
«Я отвезу тебя туда. Покажешь дорогу?»
«Нет».
«Если мы найдем это место, я заплачу тебе», — пообещал Гаучо.
«Не знаю, — с сомнением протянул Глеб, явно набивая себе цену. — А у тебя второй шлем есть?»
«Нет. Но доедем как-нибудь. Если боишься, я тебе свой дам».
«Ладно. У меня строительная каска есть. Я в ней шабашил», — с гордостью отметил Глеб.
На этом запись обрывалась.
Гаучо допил чай и с наслаждением вытянул ноги, царапая набойками каблуков дощатый пол.
— Да, — протянул Дантист, взглянув на него. — Интересный рассказ.
— Мне кажется, Гаучо есть что сказать. Вряд ли он ограничился одним лишь интервью с этим типом, — выразил свое мнение Монгол.
— Где ты нашел такого кренделя? — спросил Дантист.
— Кто ищет, тот всегда найдет, — заявил Гаучо.
— Почему сразу не сказал?
— Прости, Дантист. Я помню твои слова про команду. Но ты же знаешь, я привык работать сам. Мне так спокойней. Я много ездил, спрашивал, разговаривал, слушал задолго до того, как ты решил найти Живодера. Прости, что не сказал тебе раньше. Я много думал в последнее время. На то, чтобы куролесить так, как это делает Живодер или тот, кто под него косит, нужно время и укромное место, где тебя никто не побеспокоит. Глеб описал идеальную базу для отморозка.
— Ты уверен, что все это ему не померещилось? — недоверчиво поинтересовался Монгол.
— Уверен.
— Почему? Опять чутье? — спросил Дантист.
— Потому что я нашел это место, — сказал Гаучо, и у его товарищей отвисли челюсти.
— Кто вы?
Олег с трудом верил своим глазам. Наверное, он спит. Только что здесь крутился лысый старик, а теперь возле него стояла какая-то женщина. Невысокого роста, лет сорока пяти, в узких джинсах и рубашке-ковбойке. Он зажмурил глаза, подождал несколько секунд, затем открыл их. Женщина никуда не исчезла и с грустной улыбкой смотрела на него. На ее руках были резиновые перчатки. В одной она держала большой черный мешок для мусора с длинными завязками, в другой — шланг со странным наконечником. Рядом с ней стоял высоченный бак или котел на длинных изогнутых ножках.
«Я голый!» Эта неожиданная мысль заставила кровь прилить к его бледному лицу.
Женщина заметила это и ласково сказала:
— Не нужно стесняться. Здравствуй, Олег.
Молодой человек промолчал, гадая, почему лицо этой женщины кажется ему знакомым.
— Ты необычно выглядишь, — заметила Мила, обошла Олега, ловко закрепила мешок между его ног и крепко обмотала завязки вокруг бедер.
— Кто вы? — повторил Олег.
Мила сочувственно кивнула и сказала:
— Я тоже не сразу узнала тебя без волос на голове. Ты разве не помнишь меня? Я лучшая подруга семьи Кати.
Олег выпучил глаза. А ведь и правда! Это та самая… как там ее?
— Мила?
— Совершенно верно.
— Но Катя говорила, что вы слепая!
Прохладные пальцы коснулись его голых ягодиц, и Олег непроизвольно подался вперед.
— Бог вернул мне зрение, малыш.
Он вскрикнул, когда почувствовал, что в его задний проход скользнул инородный предмет.
— Не надо, — жалобно протянул он.
— Все будет хорошо, мой сладкий мальчик, — сказала ему на ухо Мила. — Ты испугался? Я ведь знаю, как пахнет страх. Не нужно. Тебе не о чем беспокоиться. — Женщина быстро вышла из камеры.
Олег дрыгнул ногами, но проклятая трубка засела в его теле так же надежно, как крючок в глотке рыбы. Краем глаза он увидел, как ожил шланг, лежащий на бетонном полу. По нему уже стремительно бежала вода.
В дверях снова появилась Мила.
— Тебе разве никогда не делали клизму?
— Не надо, — повторил Олег, мотая головой.
Внутрь хлынула холодная вода, и он вскрикнул.
— Это немного неприятно, но не больно. Успокойся. — Она внимательно наблюдала за тем, как жидкость поступала в тело молодого человека.
— Пожалуй, хватит.
Трубка выскочила из него. Он даже не успел ни о чем подумать, как содержимое желудка вместе с водой мгновенным потоком хлынуло наружу. Олег закрыл глаза, задрал голову. Он чувствовал, как быстро тяжелел мешок, привязанный к ногам. Парень еще никогда не чувствовал себя таким униженным.