Мила выключила кран, свернула шланг, отсоединила пакет, завязала горловину мешка и положила его у выхода. Затем она тщательно протерла ягодицы Олега влажной салфеткой.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила женщина, убирая мелкую соринку с его голого черепа.
Он ничего не ответил.
— Ты такой хорошенький! Гладенький, как игрушечный пупсик. Будто только что из упаковки вынули.
— Пожалуйста!..
— Так бы и съела тебя.
Олег отшатнулся, когда она вплотную приблизила к нему свое лицо. Его ноздри уловили запах женщины — смесь пота и духов.
— А ты мне нравишься, — зашептала она, наклонилась и лизнула сосок парня.
— Отпустите!..
Мила сняла перчатки и мягко опустила ладони на грудь молодому человеку. Они были горячими.
— Я с нетерпением хочу приступить к твоей книге, — промурлыкала она, медленно гладя Олега. — Нравится? Катя тебе делала когда-нибудь такое?
— Книга? — заторможенно переспросил Олег.
— Да, книга. Которую ты написал про Артурчика, — сказала Мила. — Уверена, что это будет бестселлер.
— Так это вы были тогда у меня дома?
— Да, мой сладкий. Я ждала тебя на чердаке. — Она нехотя отстранилась от него. — К сожалению, у нас очень мало времени. Я бы с удовольствием провела его с тобой при других обстоятельствах. Но сейчас это невозможно.
— Зачем это нужно? — с отчаянием спросил Олег.
— Ты все сам узнаешь. — Мила присела и стала освобождать его ноги.
Олег сглотнул. В глубине сознания замаячила слабая надежда. Неужели она отпустит его?
Тем временем женщина деловито подсунула бак под ноги Олега, после чего опустила в него шланг.
— Ты не будешь шалить? — спросила она. — Я не хочу, чтобы ты разбрызгивал воду. Или мне придется обездвижить тебя.
Олег шмыгнул носом.
Обездвижить?
Что с ним собираются делать?
«Курица, — раздался в голове ехидный голосок. Не забыл о курице, парень? Так-то».
Он вздрогнул, когда холодная вода начала заливать его ступни.
— Этот котел нашла я. А ножки к нему сделал Сережа, — сочла необходимым сообщить Мила, глядя на прибывающую воду. — Сережа Малышев, папа Артура.
— Папа Артура, — хрипло повторил за ней Олег, у которого закружилась голова. — Пить!..
Мила печально покачала головой.
— Пока нельзя, Олег. Попозже. Постой! — Она вынула из кармана джинсов носовой платок, макнула его в воду и провела по губам молодого человека.
Олег жадно высасывал из мокрой материи живительную влагу, но ее было очень мало.
— Тебе получше? — участливо спросила Мила, убирая платок.
Он ничего не ответил, тяжело дыша. Вода прибывала, она достигла уже уровня колен.
— На самом деле то, что ты чувствуешь, даже нельзя назвать жаждой, — сказала она. — Это так, легкая сухость во рту. Ты не знаешь, на что способен человек, умирающий от обезвоживания. Я ведь не из вредности не даю тебе пить. Наш супчик должен быть самым лучшим! Как бы ты повел себя, увидев в ресторане первое блюдо, которое пахло бы мочой?
Олег смотрел на свои ноги ничего не выражающим взглядом. Контуры ступней становились расплывчатыми.
Наконец, когда вода поднялась почти до бедер, Мила выключила ее.
— Я должна задать тебе несколько вопросов. Тебя когда-нибудь беспокоило высокое давление?
Олег помотал головой.
— Астма? Проблемы с почками? Печенью? Нет? Замечательно! — Мила просияла. — На, — сказала она, протягивая ему две таблетки.
— Что это?
— Просто проглоти их, мой хороший. Тебе станет легче, поверь мне.
Олег послушно слизнул беленькие кружочки. Из-за жажды ему долго не удавалось проглотить таблетки, и он закашлялся.
Мила куда-то упорхнула, а Олег переступил ногами. Становилось холодно.
«Потерпи, — заскрипел все тот же отвратительный голос. — Скоро тебе будет тепло. А потом горячо».
Находясь на грани истерики, он из последних сил пытался отогнать от себя ужасающие мысли, облепившие его мозг злыми пчелами. Но реальность плавала на поверхности, прямо перед глазами. Его хотят сварить. Как курицу.
Вернулась Мила, катя перед собой поскрипывающую тачку. На ней лежал большой газовый баллон, к горловине которого был прикручен самодельный распылитель.
— Тяжелый, зараза, — пожаловалась она, убирая с лица прядь волос.
Тем не менее женщина довольно ловко установила баллон под котлом, затем выудила из кармана джинсов зажигалку, повернула вентиль.
— Милая Мила мужа отравила, деревню всю спалила, — тихонько бормотала она.
Олег слышал каждое слово и заскулил. Так страшно ему еще никогда не было.
— Я очень прошу вас, не нужно, — задыхаясь, канючил он.
Глаза парня наполнились слезами. Он продолжал молить ее, а его язык ловил теплые соленые слезы.
Внизу раздался хлопок, и Мила выпрямилась.
— Ты читал сказку «Конек-Горбунок»? — осведомилась она, убирая зажигалку в карман. — Там царь заставил Иванушку прыгать в кипящее молоко, а потом просто в кипяток.
— Не надо! — Олег уже не ныл, а рыдал.
Мила обняла его, прижала к себе.
— Не плачь, пожалуйста, малыш. Я ведь очень люблю тебя. Иванушка потом стал царевичем. Красивым. Ты тоже будешь очарователен. Обещаю. Только в несколько ином виде. — Она засмеялась, глядя на голубовато-жадные огненные языки, рвущиеся из жерла баллона.
Благодаря специальной насадке на горловине напор пламени был в разы сильнее, чем на обычном баллоне, а его подача равномерно распределялась по всему дну котла.
— Все будет хорошо. Хочешь, я принесу сюда магнитофон или почитаю тебе книжку? У тебя должно быть хорошее настроение. Иначе твои отрицательные эмоции отразятся на нашем совместном блюде. Я ведь повар! Ты, наверное, знаешь, как ухаживают за коровами, которых откармливают на мраморную говядину? Им делают массаж и дают слушать музыку.
Олег безудержно плакал.
— Поцелуй меня. — Она опять прижалась к нему.
Олег неожиданно ухватился зубами за нижнюю губу женщины. Она вскрикнула. Парень сжал челюсти и насквозь прокусил мягкую плоть. Его рот тут же наполнился соленой кровью.
Мила отшатнулась, держась руками за окровавленные губы. Олег сплюнул в воду розовый сгусток.
— А ты мог бы выпить кровь, когда твоя жажда станет совсем невыносимой? — Мила взяла влажную салфетку и прижала ее к кровоточащей губе.
Олег молчал. Он смотрел вниз и видел, как со дна котла начинает подниматься вереница крохотных пузырьков. Подошвы ног начали чувствовать тепло. Парень попытался толкнуть бак, но тот оказался слишком тяжелым.