— Откуда взялись эти негодяи? — поинтересовался, склоняясь над поверженным печенегом, Кравчинский.
Вопрос остался без ответа, зато в наступившей тишине торжественно прозвучал громкий голос Ефросиньи:
— Оракул нас ждет.
Ярослав счел невежливым являться к оракулу в голом виде. Спрыгнув с чужого коня, он принялся натягивать на себя одежду. Все остальные последовали его примеру. Врата действительно открылись, тут Ефросинья была права. Вот только куда они ведут, можно было только догадываться. Ярославу эта расцвеченная огнями дуга напомнила что-то очень знакомое.
— Диадема, — подсказал ему Кравчинский. — Только она очень увеличилась в размерах.
Причем настолько увеличилась, что вполне способна была вобрать в себя не только пешего, но и конного. Однако искатели приключений и смысла жизни не торопились сделать шаг в неизведанное.
— Мне показалось, что кто-то туда проник, — поделился своими наблюдениями Кравчинский.
— Ты уверен? — уточнил Ярослав, отлично зная, каким пылким воображением отличается его старый друг, способный углядеть слона там, где иному померещится только мышь.
— Я тебя умоляю, — возмутился Кравчинский. — Какая тут может быть уверенность, когда на тебя наваливается целая орда монголов и ты не знаешь, куда от них бежать. Кстати, а где ты взял револьвер?
— Подарок фон Дорна бывшему сослуживцу. Кравчинский еще собирался что-то спросить, но тут Ефросинья сделала первый уверенный шаг к разверзшимся вратам, и друзьям не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Катюша схватила за руку Ярослава, словно боялась потеряться в сгущающейся тьме. Возможно, это был тоннель. Во всяком случае, звезды вдруг исчезли с небосклона. Ярослав поднял руку, надеясь нащупать перекрытие, но рука его ухватила только пустоту. К счастью, непроглядная тьма оказалась не вечной, через минуту-две впереди мелькнул свет, ставший для шестерки смелых путеводной звездой.
Ярослав опасался новой парализующей вспышки, но в этот раз все обошлось, оракулу, видимо, надоело пугать своих гостей, и он ограничился лишь легкой подсветкой.
— Е-мое, — потрясенно вымолвил Кравчинский, замирая на месте при виде величественного сооружения, открывшегося вдруг взорам отважных следопытов.
Ярослав был потрясен не меньше поэта. Ему никогда в жизни не доводилось видеть ничего подобного. Сравнить его можно было разве что с пирамидой Хеопса, которая находится где-то в Египте. Но Кузнецов сейчас пребывал не в Африке, а на Среднерусской равнине, где никогда таких зданий не строили. И тем не менее громада существовала. Она возвышалась на холме, и к ней вела утрамбованная многими тысячами ног дорога. Ошарашенный детектив так и не понял, почему непроглядная ночь вдруг сменилась ясным днем, а спросить пока что было не у кого. Местность вокруг была незнакомая. Однако Ярослав не рискнул бы назвать этот ландшафт чужим. Он мог быть вполне российским. А речка, огибавшая холм, была очень похожа на ту, в которой Ярославу так и не удалось искупаться.
— Храм Йо, — ответила Ефросинья на так и не прозвучавший вслух вопрос.
— Это тот самый, который «е-мое»? — совершенно по-идиотски, на взгляд детектива, поинтересовался Аполлон Кравчинский.
Но еще больше Ярослава поразил ответ помолодевшей ведьмы:
— Тот самый.
Выражение «е-мое» Кузнецов слышал тысячи раз, случалось, и сам употреблял в стесненных обстоятельствах. Но он никак не подозревал, что оно несет в себе какой-то тайный смысл. Ярослав попытался расспросить об этом незнакомом ему Йо осведомленного Кравчинского, но Аполлоша только разводил руками да отмахивался, из чего детектив заключил, что поэт и сам знает немного. Обратиться за разъяснениями к Ефросинье Кузнецов не рискнул. По сосредоточенному лицу ведьмы было видно, что в ее планы не входит удовлетворение любопытства праздных обывателей.
Издалека холм не казался высоким, но путешественникам пришлось изрядно потрудиться, чтобы забраться на его вершину. В храм они вошли через открытые ворота и остановились у порога, потрясенные роскошью его убранства. Стены храма были украшены причудливой росписью, в хитросплетениях которой Ярослав так и не разобрался. На первый взгляд это были письмена или иероглифы, возможно содержащие в себе мудрые изречения грозного бога, но каждый из этих иероглифов был еще и картиной, изображающей жизнь во всех ее проявлениях. Причем это были «живые» картины. Во всяком случае, очень походили на кадры художественного кинофильма, снятого по мотивам биографии какого-нибудь известного лица. Вот имярек родился, вот он в школу пошел, вот его родители, друзья, учителя… А вот имярека забрали в армию, и он попал в настоящий ад. Ярославу вдруг пришло в голову, что это его жизнь проносится сейчас перед глазами изумленных зрителей, и он невольно отвел глаза, чтобы ненароком не увидеть ее окончания. Примеру Кузнецова последовали все, кроме императрицы. Кажется, только у нее хватило мужества досмотреть все до конца. Но не исключено, что и она прикрыла глаза перед самым финалом.
— Я видела! — горячо зашептала Катюша на ухо Ярославу. — Я все видела. Друбич. У нас родится мальчик, потом еще мальчик, потом девочка. А дальше я не стала смотреть.
Ярослав хотел было сказать Катюше, что она ненароком подсмотрела чужую, уже ушедшую жизнь, но потом передумал. В любом случае оракулу, каким бы именем он там ни назывался, Кузнецов не верил.
Что же касается будущего императрицы, то он сам мог бы его предсказать, хотя у Аполлона Кравчинского это получилось бы еще лучше. Ибо для них двоих будущее этой женщины было уже далеким прошлым. Но в любом случае этот оракул обладает, надо признать, большим объемом информации, недаром же он так подробно пересказал прошлое Ярослава.
— Чего вы хотите, смертные? — прозвучал вдруг над головами гостей громоподобный голос.
— Исполнения желаний, — отозвался вслух струхнувший не менее других граф Глинский.
— Каждый из вас получит то, что хочет, но только в том случае, если я получу от вас свое.
— Чем же мы, простые смертные, можем порадовать тебя, всемогущий Йо? — вкрадчиво осведомился Кравчинский.
— Каждый из вас получит урок в свой срок, — веско произнес все тот же громоподобный голос, после чего и последовала та вспышка, которой Ярослав так опасался.
Открыв глаза, он обнаружил себя стоящим у костра, в окружении знакомых лиц. Костер уже догорал, а тьма собиралась уступить место рассвету. Ни тебе величественного храма, ни громогласного Йо, пообещавшего за верную службу исполнение желаний. Врата, похоже, закрылись. Во всяком случае, таинственная диадема находилась теперь в руках у Ефросиньи, протягивавшей драгоценную вещицу императрице. Однако ее величество благоразумно отказалась от слишком уж подозрительной собственности. Справедливо рассудив, что, чем дальше диадема будет от ее головы, тем лучше. Лицо императрицы выглядело просветленным и умиротворенным, кажется, она получила от оракула именно тот ответ, на который и рассчитывала.