— Но Елисей хотел убить меня, — перебил Ваня, — как же я могу верить, что он…
— Ты не суетись, Ванечка, — мягко произнесла Велесна, — с отцом мы уж как‑нибудь разберемся. Да и не он хотел тебя сгубить вовсе, а мачеха, он‑то давно уже растерял всю свою былую власть и мощь. Боится всего, — царевна погрустнела, но тут же весело добавила: — Но это ничего. Ничего. Мы справимся, и все обязательно будет хорошо. А ты скорее отправляйся в Серебряное царство. И вот, держи!
И царевна, покраснев, сняла с руки медный браслет. Протянула его Ване и осторожно застегнула на запястье.
— В долгом пути не забывай меня, Ванечка. Знай, я всегда постараюсь помочь тебе.
Ваня улыбнулся, обнял царевну и попытался было поцеловать в щеку, но она, смеясь, ловко увернулась.
— А это тебе от меня. — Темнополк вручил Ване широкий меч на шелковой перевязи. — Нож мой у тебя уже есть, да только что в нем проку — в бою он почти бесполезен. А это меч‑кладенец, сам рубит, сам головы снимает, главное, держи крепче.
— Спасибо, — поклонился Иван, — а как же я попаду в Серебряное царство?
— А это уже не твоя забота, — ответила за Темнополка проснувшаяся Яга; видно было, что она не выспалась, посему была не в самом лучшем настроении. — Я тебе, — она потянулась, — Медногрива дам. Он сам знает дорогу, не раз бывал у царя Далмата в гостях, — ты только смотри не загони его!
Ваня поежился, раздумывая о том, кто кого первым загонит, и решил, что страшнее предстоящей поездки на Медногриве ничего и быть не может. Но вслух ничего не сказал, молча поклонился Яге, да так низко, что хрустнуло где‑то в поясе.
— На‑ка вот, — Яга протягивала Ване чашу с каким‑то ароматным напитком, — да ты пей, пей, не бойся.
Иван осторожно отхлебнул. На вкус напиток оказался чем‑то средним между зеленым чаем и мятной настойкой, немного терпкий, на редкость освежающий. С каждым глотком Ваня чувствовал, как сила все прибывает и прибывает, в ногах начало покалывать, зазвенело в ушах. Когда допил последние капли — сон как рукой сняло, хотелось рваться в бой и крушить всех, кто станет на пути.
— Вот так‑то лучше, — одобрительно кивнула Яга, заметив перемены на Ванином лице, — а то совсем был плох. Теперь не мешкая забирайся на моего коня и не знай печали — к вечеру будешь в Серебряном царстве.
— Спасибо вам, — от всего сердца воскликнул преобразившийся до неузнаваемости Иван, на глазах обратившийся в такого доброго молодца, что любо‑дорого поглядеть, — спасибо вам, друзья мои! Вовек не забуду!
Ваня поклонился в пояс всем сразу и каждому в отдельности, бросил лукавый взгляд на царевну Велесну, одним махом вскочил на коня и помчался навстречу неизведанному. Грудью рассекал Медногрив мокрую от росы траву, вспугивал пичужек, которые стайками разлетались прямо из‑под копыт. Рубаха Вани, взмокшая было от пота, задубела на свежем утреннем ветру, холод пробирал до костей. Но Иван не обращал ни на что внимания, думал одну думу: как бы скорее добраться до царя Далмата, как бы пробраться в высокий терем и выкрасть чудную птицу‑огнецветку? Да и что это за существо сказочное?
Быть может, Жар‑птица, которая, судя по всему, огнем должна гореть, и как тогда ее в руки взять, эдакую жаркую да огнистую? А может, и вовсе какой коршун с когтями в десяток добрых кинжалов и клювом, загнутым и острым. Да мало ли о чем может думать всадник, скачущий по лесам и лугам удивительного края, мало ли какие мысли навевает горячее его сердце! Версту за верстой отмахивал Медногрив, вот уже и лес кончился, раскинулась к горизонту необъятная степь, куда ни глянь, только длинные стебли ковыля, да кое‑где мелькали белые ромашки вперемежку с желтыми головками лютиков. Обогнал Ваню и красный всадник верхом на верном своем Яровесте, взошло ясное солнышко, обсушило и обогрело. Вперед, вперед мчится Медногрив, несет на себе молодого всадника, который, по правде сказать, вовсе не былинный герой. Это только в сказках Иван‑царевич без трепета смотрит в лицо опасности, а бедный Ваня и на коне сидел только потому, что не умел толком с него слезать. Мчится Медногрив, торопится к царству владыки Далмата. Да вот только где оно? Не знает Ваня, не ведает, во всем на коня своего уповает: из стольких бед‑напастей вынес, авось и сейчас не подведет. А ковыльная степь все не кончалась и не кончалась, стелилась сама собой под копыта Медногрива, манила своим дымчатым покоем. Так и хотелось Ване спешиться и упасть на ковыльный ковер, раскинуть руки‑ноги, лежать и смотреть в ясное небо…
Перевалило уже за поддень, без устали летел Медногрив, не было степи конца‑края. И тут, откуда ни возьмись, на ровном месте без единого кустика, очутился молодой волк. Был он небольшим, но на вид очень грозным, белая шерсть сияла так, что глазам больно. Иван вздрогнул, понадеялся было на Медногрива — он‑де сдюжит, вынесет. Но конь взбрыкнул, встал на дыбы, резко забрал вправо, да так, что Ваня не удержался и рухнул на землю. Головой упал на острый камень, брызнула кровь, но боли Иван не почувствовал. Он потерял сознание.
А тем временем волк в два прыжка догнал Медногрива, бросился тому на спину, повалил, разорвал горло и брюхо. Очнулся Иван через несколько секунд, со стоном перекатился на живот и устало закрыл глаза. Видеть, как волк рвет Медногрива на части, не хотелось. Действие магического напитка давно прошло, и теперь Ваня чувствовал только сильную усталость, вызванную бессонной ночью и всеми произошедшими за последнее время событиями. Тело почти не слушалось, голова гудела, как котел, руки и ноги казались неподъемными. Ваня начал было задремывать, как вдруг его окликнули:
— Эй, ты живой там?
Иван с трудом разлепил тяжелые веки, увидел сидящего прямо перед собой волка и снова закрыл глаза. Видимо, волк уже доел коня и теперь собирался пообедать самим Ваней.
— Эй, добрый молодец, — волк тронул Ваню лапой, — ты меня слышишь?
Голос у волка оказался на удивление мелодичным, с приятной хрипотцой. Да и не волк это был вовсе, а волчица. Ваня осторожно открыл один глаз. Волчица сидела прямо перед ним, облизывалась и пытливо заглядывала в лицо. Глаза у нее оказались голубыми, большими и блестящими, словно льдинки.
— Ты прости меня, Иванушка, — она смущенно потупилась, — не со зла я, с голоду. Плохо с охотой в здешних лесах, все звери и птицы повывелись, три дня не евши.
Иван не знал, что и ответить. Волчица, видимо, расценила его молчание как укор и продолжила:
— Не серчай. Я тебе пригожусь. Расскажи, зачем в такую даль поехал, куда путь держишь?
— Да я это… — Ваня развел руками, — к царю Далмату за птицей‑огнецветкой. Только я не знаю, где это.
Волчица задумалась, Ваня по‑прежнему сидел потупившись. Наконец она заговорила:
— Знаю я, где Далматово царство, да только тебе без Медногрива и пытаться нечего добраться, на ином, пусть и самом добром коне туда в год не доскачешь, я же в три часа буду. Жалко мне тебя, Ваня. Да уж взялся за гуж — не говори, что не дюж, раз обещалась тебе помочь, садись‑ка ко мне на спину.