— Легче!
Хранимир вскинулся, будто не веря, что это крикнул новый наездник, но понял, что с ним не шутят, и стал идти аккуратнее. Ваня же все высматривал впереди, не мелькнет ли где золотая грива, но пока ничего не видел. Вихрем промчались мимо еще одного поля, вдали за холмами замаячил зеленый луг. Хранимир быстро перемахнул через два оврага — сердце у Вани всякий раз уходило в пятки, — прошел последний холм и наконец оказался на лугу. Тут он немного сбавил шаг и почти поплыл в зеленом море. А Иван все смотрел и смотрел вперед, искал глазами золотой всполох посреди травы, пару раз видел, как камнем падал вниз выследивший добычу беркут. Прошли один луг, вышли к небольшой речушке, которую Хранимир, подгоняемый Ваней, перешел вброд, даже не замочив брюха. И снова луг, на этот раз огромный, снова Ваня, щурясь, высматривал вдали кобылиц, и тут сзади раздался стук копыт. Иван оглянулся и охнул.
Мимо него стрелой промчалась одна из царских лошадей, вся в мыле и пене, будто за ней кто‑то гнался. Ваня стремглав бросился следом, не уставая угощать Хранимира ударами пяток. Некоторое время ехали вровень, потом кобылица вздыбилась и поскакала вперед быстрее ветра. Иван не знал, что и думать. В самом деле, кто или что могло так напугать бедную лошадь? И если она здесь, то где остальные кобылицы? Загадка. Ваня оглянулся, но не увидел ничего подозрительного. А когда снова стал смотреть вперед, оказалось, что все три царские лошади стоят смирно на краю обрыва, не зная, что делать дальше. Выглядели они напуганными, жались друг к другу и трясли золотыми гривами. Иван на Хранимире верхом подъехал к ним, боясь, что они разбегутся в разные стороны, но нет, кобылицы будто бы обрадовались, протягивали к нему свои длинные морды и жалобно ржали, оглядываясь назад. Ваня, не зная, чего ждать, спешился, достал из переметной сумы соль, из‑за пазухи кусок хлеба, угостил всех троих. Те если с жадностью, но продолжали дрожать всем телом, смотрели доверчиво на Ивана и беспокойно стучали копытами. Ваня без труда накинул всем троим веревки на шеи, как умел, завязал узлы и привязал лошадей к седлу Хранимира. Снова сел коню на спину, и, поддерживая веревки одной рукой, поехал обратно. Страшно было столкнуться с чем‑то невиданным, чего так испугались три быстроногие лошадки, но Иван надеялся на собственные силы и стал смело подстегивать коня.
Не доезжая до первого луга, он откуда‑то сверху услышал страшный шум. Ваня поднял голову и обомлел: все небо было в птицах. Ястребы, беркуты, соколы, кречеты и другие птицы сбились в огромную стаю. Были здесь вороны и галки, кукушки и соловьи, даже целое полчище воробьев кружилось совсем низко над головами. Иван вздрогнул, кобылицы вовсе в панике едва ли не падали на колени. Один Хранимир был спокоен, будто бы и не видел птичье воинство. Ваня развязал кушак, хлестнул им лошадей крест‑накрест, рявкнул что‑то совсем уж звериным голосом и во весь опор погнал Хранимира в ближайший лес. И как раз вовремя: пара соколов уже примеривались, как бы половчее опуститься на лошадиные хребты, в кровь разодрать их острыми когтями, проклевать головы кривыми клювами. Кобылицы бежали так, что их едва сдерживали прочные веревки, высоко забирали передними ногами, ржали отчаянно и поминутно оглядывались на Ваню.
У самого леска в плечо Ивана ударил клювом огромный ворон. Хлынула кровь, Ваня взвыл, выхватил из‑за пояса меч‑кладенец, рубанул что есть мочи по птице. Попал по крылу, напрочь его отсек и с отвращением скинул искалеченного ворона. Кобылицы уже не ржали, а молча неслись вперед, прочь от страшных птиц. В лесу сразу стало легче, был он довольно густым, через разлапистые ели крупные птицы пробраться не могли. Правда, долго еще преследовали Ваню несколько упорных галок, но с ними Иван разобрался быстро: отломал на скаку огромную еловую ветку и размахивал ею над головой что есть сил. Отстали…
Из леса Ваня выбирался с опаской: вдруг птицы затаились где‑то рядом и только и ждут, как бы напасть? Но все обошлось, и Иван, поглядев на солнце, взял прежнее направление. Кобылицы немного успокоились и шли, во всем покорные Ивану. В скором времени он уже был недалеко от того места, где расстался с Вестой и Пересветом, но, когда оказался там, никого не нашел. Ваня вздохнул, недоуменно пожал плечами и, похлопав Хранимира по холке, погнал его в сторону Золотого царства. Далеко еще было до заката, но Ивану было все равно, он страшно устал и хотел отдохнуть. А если царь откажется принимать кобылиц в конюшни до самой ночи — значит, их можно будет просто оставить у коновязи.
Вошли в городские ворота. Лошадки, почуяв дом, обрадовались. Вчера они готовы были землю есть, лишь бы не возвращаться к царю Кусману, но сегодня, после пережитого страха, кобылицы были рады и темной конюшне.
— Иван, — раздался позади недоверчивый голос Пересвета, — неужто ты привел? Всех троих?!
— Всех, всех, — устало ответил Ваня.
Пересвет восхищенно покачал головой:
— Ну, силен!
— А вы где были?
— Тебя не дождались и решили в город вернуться, — ответила Веста, улыбаясь во всю пасть. — Здравствуй, Иванушка! Я уж себя ругала, что тебя одного отпустила, поверишь ли, свидеться не чаяла! А ты вон какой молодец: и сам живой, и кобылиц привел!
— Привести‑то привел, — проговорил Ваня задумчиво, — да только вот столкнулся с такой бедой‑напастью — все небо заволокло, да только не тучами, а птицами всех мастей. Чуть было они нас не порешили вместе с царскими кобылицами, я вовремя Хранимира в лес повернул. Не знаешь ли ты, что это такое было?
— Рогнеда, — ответил Пересвет за волчицу и сокрушенно поник головой, — ее полчище пернатое, слуги ее верные. Мать моя, княжна северная, королева медная, умеет и в зверя, и в птицу обращаться. Обернуться может она волком, может и черным вороном, да таким, что крыльями полнеба закроет. Звери хоть ей и не покорные, а вот ворона черного да страшного все птицы, сколько их ни есть на белом свете, слушаются. Видно, нынче собирает она войско великое, войско непобедимое — все птицы крылатые, хищники остроклювые!
— Не такое оно уж и непобедимое, — усмехнулся Ваня, — я так и вовсе в лесу укрылся.
— Это оно без царицы такое, — серьезно сказал Пересвет, — когда же Рогнеда встанет во главе, не будет спасения нигде: ни в лесу темном, ни в погребе холодном, ни в колодце глубоком.
— Э, постой, — смекнул Иван, — а что это был за черный ворон, которому я едва ли не целое крыло отсек? Не сама ли царица Рогнеда?
— Тебе везде Рогнеда видится, — фыркнула Веста, — и меня за нее принял, а теперь готов уже каждого воробья за царицу принимать! Сдалась она тебе!
— Ну, сдалась не сдалась, а только убить меня она приказ отдала. Так что у меня с Рогнедой теперь свои счеты, — серьезно сказал Ваня, — потому и говорю, а вдруг тот ворон, что за мной летел, она и есть?
— Что за ворон, — заинтересовался Пересвет, — велик ли?
— Не то чтобы особо велик, — принялся объяснять Иван, — но и не мал. Силен же!.. Кабы не меч‑кладенец, не быть мне живым. Я ему крыло отсек, он и отстал.