— Гуся с капустой хочется, — признался Володимир, — давно я такого не кушал, ажно слюнки текут, стоит только подумать. И чтобы, знаешь, хлеба ломоть ржаного сметанкой намазать, сверху лучком посыпать — красота!
— Это да, — согласился кот, — только я тебе вот что скажу: в сметане здешней вкуса никакого нет, жира в ней маловато. Вот у меня дома была сметана так сметана, ложку поставишь — ложка стоит!
— Вот ведь как, — позавидовал змей, — знать, хорошее у тебя там житье было! А чего сюда-то пошел?
— А, долгая история, — махнул лапой кот, — не стоит и рассказывать. Ты мне лучше вот что скажи: любишь ли ты студень, да такой, чтобы ножом резать?
— С чесночком и морковкой покрошенной?
— И с петрушкой.
— Как не любить, — облизнулся Володимир, — очень даже люблю!
Молодцы только вздыхали, слушая болтовню прожорливых зверей.
— Мужики, когда ж им надоест? — спросил Вертодуб. — Сколько можно об еде да об еде толковать!
— Да уж лучше пусть между собой беседуют, — усмехнулся стрелок, — чем нам покоя не давать.
— Нашли друг друга, — добавил Витомысл с улыбкой, — два сапога пара.
Во дворец вошли без помех, ни во дворе, ни во внутренних помещениях не было ни души.
— Пойдем по парадной лестнице, — сказал Вертодуб.
— Зачем это, — не понял стрелок, — чем тебе черная не нравится?
— Узкая больно, — пояснил Вертодуб, — змей не протиснется.
Пошли по парадной. Но и там Володимиру было тесновато, он покряхтывал, задевая стены толстыми боками, но лестницу в конце концов одолел и уже спокойно засеменил по просторным коридорам и залам.
Наконец после долгой череды комнат вошли в тронный зал. Царя, как обычно, застали сидящим на троне, но на этот раз он крепко спал и громко храпел. Добры молодцы оставили змея с котом на почтительном расстоянии, дабы не напугать Кусмана, а сами подошли ближе.
— Будить будем? — с сомнением спросил Вертодуб.
— Что-то не хочется, — покачал стрелок головой. Не унывал только Витомысл:
— Будить, конечно! Даром мы, что ли, такой путь проделали?
— Ну ладно, — кивнул Андрей, — будить так будить. Царь-батюшка! Изволь ото сна воспрянуть!
— А, чего? — пробормотал Кусман, не открывая глаз. — Ничего не знаю, не ведаю, сами разбирайтесь.
— Вставай, батюшка, — не отставал стрелок, — погляди, какую мы тебе чуду привели!
— Чего? — недовольно пробурчал царь, потягиваясь. — Какую еще чуду?
И тут взгляд его упал на скромно стоящего в сторонке змея. Кусман чуть с трона не упал.
— Вы кого сюда притащили? — спросил он внезапно севшим голосом. — Я же наказывал его истребить, а не ко мне вести!
— Меня не надо истреблять, — обиженно отозвался змей, — я хороший, только голодный!
— Вы мне голодного зверя во дворец притащили! — сорвался на визг царь, вскочил с трона и побежал куда-то к окну. — Стража! А, леший вас побери, никого не дозовешься… Стража! Помогите! Живьем едят!
— Никого я не ем, — рассудительно сказал Володимир, — тем более тебя, царь-батюшка.
— Точно не ешь? — недоверчиво спросил Кусман, склонив голову набок. — А вдруг?.. Кто тебя знает!
— Точно не ем, — уверил его змей, — Мне бы, государь, супчику лучше покушать да жарковца какого съесть!
— Это можно, — проговорил царь, с изумлением глядя на змея. — Послушай, братец, что-то я в тебе грозности особой не вижу. Это ты, в самом деле, столько деревень пожег?
— Не он это, — ответил за змея Витомысл, — а кто — не ведаем пока.
— Ну а ежели не он, — удивился царь, — на кой вы мне его привели?
— Чтобы накормить! — радостно воскликнул Володимир. — Кушать очень хочется!
— И мне тоже, — сказал кот, — спрыгивая со спины змея. — Здравствуй, царь-батюшка!
Увидев кота, Кусман запаниковал. На ватных ногах он подошел к Андрею и спросил слабым голосом:
— А его ты мне зачем принес? Жизни лишить захотел?
— Не бойся, государь, — успокоил его стрелок, — я эту ношу на себя взвалил, мне ее и нести дальше. Он у тебя только переночует сегодня, ну конечно, накормить бы надо, а то не уймется, а уж завтра с утра поведу его обратно.
— Вот уж спасибо так спасибо, уважил старика, избавил от напасти, — обрадовался Кусман. — А то я уж, грешным делом, подумал, что ты меня со свету сжить захотел.
Ты уж прости меня за такие нехорошие мысли! Сам понимаешь, это же такой кот, что любого с ума сведет.
— Понимаю, — вздохнул стрелок. — А со змеем что делать, царь-батюшка?
— Я почем знаю! — взвился Кусман, — Я тебе что поручил? Головы ему снести поручил! А ты его ко мне приволок на какой-то ляд. Вот теперь сам и расхлебывай.
— Прости, государь, — понуро сказал Андрей, — я думал, ты сам рассудишь, что к чему.
— Он думал! А ты не думай, нечего рассуждать, чай, не боярин думский, чтобы головой работать! Твое дело слушать да выполнять, чего говорят.
— Слушаю, царь-батюшка, — с грустью промолвил стрелок, который окончательно разочаровался в Кусмане.
— Вот и слушай. Приказываю тебе сейчас же увести это чудище, чтобы духу его здесь не было через пять минут!
— Государь, — взмолился стрелок, — да куда же я его дену?!
— Знать не желаю! — закричал царь, снял с ноги сапог и бросил его в Андрея. Не попал и на одной ноге поскакал за сапогом. — Ах, чтоб вас всех! Никакого тебе покоя, ни днем, ни ночью! То бояре дворец в кортому отдадут, потом не знаешь, куда деваться; то стражники чего меж собой не поделят и дебош под окнами устраивают — а тебе разбирай, кто первый начал. Не рубить же всем кому ни попадя головы! Теперь еще кота притащил, и ладно бы одного кота. Но змея, змея-то зачем, чудище проклятое? Нет, вы как хотите, а я на царствовался нынче, больше желания не имею. Провалитесь вы все пропадом!
С этими словами царь снял с головы тяжелую шапку, увенчанную хитросплетением золотых символов, и зашвырнул ее далеко в угол. После чего он плюнул прямо Андрею под ноги и пошел прочь из тронного зала.
— А покушать?! — хором закричали вслед царю Баян и Володимир.
Вертодуб махнул на них рукой:
— Ну-ка цыц! Не видите — царь-батюшка не в духе.
— Обещали же!
— Обещали, верно, — рассеянно проговорил стрелок, почесывая затылок, — да и в самом деле надо закусить. Пойдемте в харчевню, братцы. Поедим.
Кот со змеем на ура восприняли эту идею и кругами забегали вокруг Андрея.
— Тихо, — отмахнулся он и обратился к товарищам: — Мужики, вы как? Идете?
— Угу, — кивнул Вертодуб, — пошли.