– Я передумал, – крикнул омегаморф, – видеть подобное – сущее мучение!
– Поздно, – отвечал Бог астронавтов. – Теперь тебе придется жить с этим знанием.
С проникающим в уши гулом космический корабль исчез, оставив омегаморфа 245 Эйч-Кью-Кей наедине с новым пугающим даром.
История науки и раньше знавала идеи, превосходившие человеческое воображение.
Однако открытие гиперпространства сродни чувству, которое вы испытали бы, если, проснувшись утром, обнаружили бы, что Земля сорвалась с орбиты и на всех парах несется в открытый космос. Я случайно наткнулся на реальность, которую за два тысячелетия не удосужились отыскать ученые мужи.
Вскоре я обнаружил, что все научные открытия, которые совершило человечество, не более чем тени действительности. Истина лежит в сфере гиперпространства. Отсюда, из четвертого измерения; все эти кварки и нейтрино кажутся нахальными цирковыми тюленями. Теория всеобщего поля – вожделенный Святой Грааль физиков – смотрелась, словно дебютантка на благотворительном балу. Почему же, спросите вы, я утаивал от людей эту бесконечную мудрость? Почему не делал следующий шаг и не предпринял попыток радикально изменить ландшафт современной физики? Это молчание – не мой выбор. Превращение в более высокую форму жизни проложило бездонную пропасть между мной и остальным человечеством. В человеческом языке просто нет слов, чтобы описать реальность, которую я вижу перед собой. Я могу говорить с бесконечностью, но не имею возможности передать хотя бы тысячную долю своих знаний о ней.
Мы вдвоем: я и Мэри.
Я мыл пол и наблюдал, как Мэри движется в промозглом сумраке бара, излучая нежное сияние. Мэри шарила под подушками дивана – с недавних пор это стало ее тайным ритуалом. В прошлом месяце она нашла за подушками купюру в тысячу йен. Темные излучины дивана скрывали множество вещей: золотые запонки, карточки, таблетки виагры. Я должен был сказать Мэри, что она напрасно тратит время, сегодня за диваном валялась только сломанная пластмассовая зажигалка. Но я просто смотрел, как она разочарованно бросает подушки обратно, оставляя на ногтях с французским маникюром пыль и песок.
В баре играла сентиментальная, инструментальная версия «Норвежского леса» «Битлз», звуки навязчиво лезли в уши. В четвертом измерении загадка музыки тоже была разрешена. Почему крещендо заставляет ликовать дух? Почему минорный аккорд рождает печаль? Музыка просто возбуждала эфир, в котором плавали наши эмоции – метафизические страхи, различимые только в гиперпространстве. Я смотрел, как мелодия на цыпочках забирается в подсознание Мэри.
Возможно, в моем стремлении к англичанке и был некоторый привкус юношеской одержимости, но это не главное. В школе я влюблялся в девчонок, однако эти влюбленности основывались на внешнем: мне могли нравиться волосы или глаза… Перспектива гиперпространства позволила мне оценить внутреннюю красоту Мэри, сводчатую архитектуру ее мозга. То, как светится ее правое полушарие, когда она левой рукой небрежно выписывает заказ. Когда прочие восхищаются стройной фигурой и светлыми волосами Мэри, я очарован тем, как туго, словно свернувшийся питон, стянуты узлы ее кишечника, как кровь стремительно бежит по артериям…
– Что-то не так, Ватанабе?
От звука ее голоса, своим зазубренным краем прорезавшего нежную ткань приглушенной музыки, я вздрогнул.
– Нет.
– Просто ты уставился на меня…
– А, извини.
Мэри начала выпускать в мою сторону пульсары подозрительности. Я поглубже натянул бейсболку и схватился за швабру. Костяшки пальцев побелели, на ладонях выступил пот.
– Кстати, положи в машину побольше моющего средства – на стаканах остались пятна.
Внутренним зрением я проник в посудомоечную машину – уровень моющего средства нормальный, однако я кивнул, поставил швабру в ведро и удалился на кухню.
Я рывками вытянул шестилитровый контейнер с моющим средством. Когда вернулся в бар, сцена, которую я увидел перед собой, заставила сердце сжаться. Пока меня не было, объявился приятель Мэри. Они целовались. Я замер в дверях, гадая, не повернуть ли обратно, когда Юдзи заметил меня.
– Привет, Ватанабе-сан. – Он отпустил Мэри. – Как дела?
Я неопределенно хмыкнул.
– Пойду возьму куртку, – сказала Мэри.
Она удалилась, на ходу улыбаясь Юдзи. За весь вечер Мэри впервые улыбнулась так искренне. Меня тут же переполнила боль – тупая, словно от ноющего зуба.
Юдзи слонялся по бару, крепкие мышцы играли под одеждой. Я утешался зрелищем его ничтожно маленького, словно грецкий орех, мозга и дряблых легких (левое 540 мл смолы, правое: 612 мл).
– Ватанабе, передай-ка бутылочку саке. Нет, ту, что побольше. Спасибо.
Юдзи улыбнулся мне, но я не собирался клевать на его дешевое дружелюбие. Мне ничего не стоило пробуравить взглядом туман тестостерона, что заволакивал его мозг, чтобы увидеть, как пренебрежительно он относится к Мэри, как хвастается перед друзьями своей английской шлюшкой. Глубже зарывшись в память Юдзи, я обнаружил сломанное запястье его бывшей подружки и вскипел. Юдзи ухмыльнулся, ошибочно прочтя на моем изменившемся лице дружелюбие.
– Ватанабе, почему бы тебе сегодня не пойти вместе с нами? Помнишь Айко? Горячая штучка. На прошлой неделе она спрашивала о тебе.
Я проигнорировал упоминание об Айко. Она работала здесь прошлой осенью. Айко страдала маниакальной страстью к итальянским магическим браслетам «Хеллоу, Китти».
– Эй, Мэри, ты не против, если мы возьмем с собой Ватанабе? Познакомим его с девушками…
Юдзи подмигнул мне.
– Почему бы нет? Будет весело. Мы идем в «Атриум». Хочешь с нами?
– У меня работа.
– Об этом не беспокойся. С мамашей я все улажу. Завтра доделаешь.
Юдзи стал настаивать, его увлекла благая миссия под названием «Пусть Ватанабе потрахается».
Я отказывался. Настойчивость Юдзи начинала раздражать меня, но тут Мэри, смущенная моим отказом, уговорила его отстать. Они ушли, за двойной дверью исчез смех Юдзи. Жесткий, металлический, пустой смех.
Больше всего на свете мне хотелось освободить Мэри из эволюционного гетто человечества. Сопровождать ее в путешествии по величественному королевству гиперпространства, познакомить с реальностью, что прячется пол обычными чувствами. Мы могли бы обшиться со скоростью звука, взаимодействуя с помощью физических колебаний. Мы могли бы сломя голову нестись сквозь завораживающие пространства, мы сделали бы четвертое измерение местом для наших игр.
В гиперпространстве многие космические секреты раскрыты. Сколько ангелов танцует на кончике булавки? Сколько клиентов «Сайонары» носят парик? В четвертом измерении все это, и многое другое, не является тайной.
Жизнь в качестве всеведущего пророка гиперпространства имеет свои преимущества, но, к несчастью, знание будущего не является одним из них. Я так же принадлежу настоящему, как и прочие люди, и будущее для меня так же скрыто, как и для вас. Можно сказать, что в будущее меня ведет только одна дорога – способность читать в душах других людей.