— Значит, твой отец знает про твою тайную жизнь. Он тоже преступник? — спросила она, делая вид, что не слышала его последнее замечание.
— Мой отец — преступник?
Марк пристально и строго посмотрел на нее. Никогда еще он не выглядел в такой степени сыном графа. Потом он улыбнулся, засмеялся и протянул к ней руку. Но Элли отодвинулась. Она вдруг рассердилась. Он снова ухитрился поменяться с ней ролями. Она собиралась переиграть его, но, кажется, получилось наоборот.
— В чем дело? Ты вдруг застеснялась?
— Я обнаружила, что предпочитаю разбойника!
— Почему ты сердишься? Ты хотела разозлить меня, заставить меня поверить, что была бы счастлива переспать с разбойником до свадьбы со мной.
— Я хотела заставить тебя думать. И это правда.
Марк встал. Он легко и естественно чувствовал себя без одежды. Каждый мускул его тела был мощным, и каждый был в движении. И Марка совершенно не интересовало, как его нагота действует на тело или душу Элли.
— Элли…
— Я бы хотела остаться одна.
— Элли, хватит. Шутка обернулась плохо для нас обоих.
— Это все просто шутка?
Марк вздохнул:
— Прости меня. Станет тебе легче, если я скажу, что сначала не был уверен, а ты добилась своего. Я действительно мучился, когда пытался понять, знаешь ты или нет?
Неожиданно зазвенел звонок. Элли подскочила на месте, а Марк нахмурился.
— Это телефон, — объяснил он Элли и потянулся за одеялом. — Могу я взять трубку?
— Нет!
Но не успела она произносила это слово, как одеяло уже было снято с кровати. Марк закутался в него и вышел из комнаты.
Элли вдруг стало холодно и очень страшно. Она в смятении убежала в ванную комнату и заперла за собой дверь. Затем она наполнила ванну и, вся дрожа, с наслаждением опустилась в горячую воду.
Как она ненавидит Марка! Но как она любит его…
Раздался стук в дверь.
— Элли?
— Уйди!
К ее изумлению, он послушался. Какое-то время она, сгорбившись, сидела в ванне и ждала его, уверенная, что он вернется. Она хотела остаться рассерженной.
Она хотела, чтобы Марк поговорил с ней. Она хотела понять все.
Она хотела любить его таким, какой он есть. Любить настоящего Марка так, как она полюбила странное благородство и ум разбойника.
Но Марк не вернулся. Элли почувствовала боль в теле и позволила воде расслабить утомленные мышцы. Пока вода медленно остывала, мысли Элли лихорадочно метались, сталкиваясь между собой в странном споре. Наконец Элли встала. Она не сразу решилась вернуться в спальню, но Марка там не было. Она быстро оделась, хотя пальцы плохо слушались ее, и осмелилась войти в гостиную. Марк ждал ее там. Теперь он был сыном графа — в изящном парчовом жилете и красивом твидовом пиджаке, бриджах и сапогах для верховой езды. Он стоял перед камином с ее альбомом в руках.
И читал ее записи.
— Отдай это мне! — потребовала Элли и решительно направилась к нему.
Марк захлопнул альбом и пристально посмотрел на Элли. Ей показалось, что перед ней совершенно незнакомый человек.
— Ты идиотка, — сказал он.
Элли стояла неподвижно и очень прямо, но внутри вся кипела от ярости.
— Прошу прощения, но в чем дело? — ледяным тоном спросила она.
— В том, что ты снова ходила на почту.
— Снова?
— Элли Грейсон, ты носила маску, которая гораздо опасней, чем моя, — сказал Марк тоном обвинителя. — Как ты думаешь, почему кто-то едва не напал на тебя в твоем доме? Ты думаешь, эти люди играют в игрушки? Может быть, мне бы стоило взять тебя в морг, когда я туда ходил. Возможно, увидев человека с перерезанным горлом, ты бы хоть немного поумнела.
— О чем ты говоришь?
— Об А. Анонимусе. Я, как дурак, поверил тебе, когда ты сказала, что конверт не твой. А теперь… О господи, ты написала еще один очерк.
— Я пишу прекрасные очерки, — величественно заявила Элли.
— Ты добьешься, что тебя убьют.
Ее глаза гневно сузились.
— Я понимаю тебя. Но разбойника однажды тоже могут застрелить.
— Это совсем другое дело.
— Другое? Почему? Ты явно считаешь, что у тебя есть очень серьезная причина, чтобы переодеваться в костюм разбойника и останавливать кареты, рискуя своей жизнью. А я, может быть, считаю, что у меня есть такая же серьезная причина, чтобы рисковать жизнью, утверждая то, что мне кажется важным.
— А. Анонимус просто приглашает к себе убийцу!
— А. Анонимус пишет для того, чтобы люди думали.
— Ты просто напрашиваешься, чтобы тебе перерезали горло.
— Я пишу о том, что вижу сама, чтобы это увидели другие, — с достоинством сказала Элли.
— Ты пошла на почту снова. Пошла после того, как твой дом почти что был взломан.
— За мной никто не следил.
— Так ли? Мне только что звонили из Скотленд-Ярда. Тебя видели.
— Ты послал кого-то следить за мной? Как ты посмел?
Он покачал головой:
— Я никого не посылал следить за тобой. Я попросил Йена послать человека наблюдать за почтовым отделением. И тебя видели там.
— Разумеется, видели, раз ты сообщил в полицию…
— За тобой следили от музея один раз и могли следить снова. Но разве это что-то значит для тебя? Видели один раз, пусть видят и во второй?
— Перестань вести себя так, словно я преступница! Это ты нарушал закон.
Марк стоял неподвижно и пристально глядел на нее. А потом сказал:
— Больше ты это делать не будешь.
— Буду! — Она яростно затрясла головой.
— Ты скоро станешь моей женой.
— Я не перестану писать.
— А я не собираюсь жениться на трупе.
Элли вдруг стало страшно. Она еще никогда не видела Марка таким безжалостно холодным и неуступчивым.
— Я не знаю тебя, — тихо сказала она. — Я совсем не знаю тебя. Но, как я уже говорила, ты не обязан жениться на мне.
Она повернулась, ушла обратно в свою спальню и захлопнула за собой дверь, а потом заперлась на замок. Но запираться было не обязательно: Марк не пытался войти.
Через несколько минут Элли услышала громкий стук входной двери и поняла, что Марк ушел.
Еще какое-то время она оставалась там, где была, а потом наконец встала. Ей больше не нужно обыскивать сеновал, вспомнила Элли. Она одна в этом роскошном доме. Библиотека в ее распоряжении. Она может читать великолепные книги. Она может писать.