Слово «парсек» из его уст меня удивило.
— Мотояма, а ты хоть знаешь, что такое парсек?
Ямомото опять скрежетнул зубами. И мечом тож скрежетнул. Но не ответил.
— Да ничего он не увеличивает… — загремел цепью Тытырин. — Яд это! От блох. Блох морить.
— Молчать!
Тытырин замолчал.
— Яд… — Ямомото вертел посуду. — Если яд, то тогда зачем во фляжке? Яд можно и в пузырек… Наверняка что-то…
— Давайте, я попробую, — вдруг вызвался Снегирь.
— Ты? — Ямомото взглянул на него с подозрением. — Зачем это?
— Ну, если там яд, то вы сбережете себя для Деспотата, — улыбнулся Снегирь.
— Попробуй-побробуй, — посоветовал ехидно Тытырин. — В лучшем случае неделю из сортира не вылезешь, а в худшем все, летальный исход.
Снегирь взял у Ямомото фляжку и с жертвенным видом принялся свинчивать крышку.
Еще немного протянуть, подумал я. Еще чуть. За это «чуть» воины Ариэлль смогут окружить Деспотат. Сомкнуть, так сказать, кольцо. Еще полчасика. А потом, через полчасика…
Через полчасика тут уже будет война.
Снегирь лизнул крышку.
— Стоять! — заорал Ямомото и в очередной раз выхватил меч. — Что-то вы тут мутите все? А ну дай эликсир!
И Ямомото шагнул к Снегирю.
— Вам нельзя рисковать. — Снегирь отступил. — Ваша жизнь слишком ценна.
— Во имя Деспотата я рискну всем. Ничто меня не остановит! — Ямомото сощурился. — Дай-ка…
И протянул руку.
— Не надо так рисковать, право же… — Снегирь отступил. — Ваша жизнь…
— Дай бутылку! — Ямомото прыгнул вперед и попытался схватиться за фляжку.
Но Снегирь оказался шустрей. Он перехватил емкость другой рукой и лихо отхлебнул половину. Ямомото рыкнул, подпрыгнул и ударил Снегиря лбом в переносицу. Тот оплыл на пол, но бутылочку не выпустил, Ямомото напрыгнул и принялся освобождать из пальцев фляжку. Фляжка выковыривалась плохо, тогда Ямомото принялся ее выкусывать. Снегирь завизжал и фляжку выпустил.
Ямомото встряхнул содержимое и выплеснул себе в рот.
— Идиоты, — устало сказал Тытырин.
— Молчи, собака! — ответствовал Ямомото.
И тут же схватился за горло. Покраснел, захрипел и грохнулся на пол.
— На самом деле, что ли, яд? — спросил я.
Тытырин скорбно помотал головой.
Ямомото и Снегирь валялись на полу и корчились. Красиво, дрыгая ногами в настоящих конвульсиях и вообще конечностями дробя. Им бы в кино сниматься.
— Лучше бы нам бежать, — подал голос Тытырин. — Уже пора бежать…
Отравленные замерли. Синхронно.
— Теперь точно пора! — крикнул Тытырин. — Сейчас…
Он не успел договорить, что случится сейчас, потому что то, что должно было случиться, видимо, и случилось. Снегирь сел. Причем не так, как садятся все приличные люди, а весьма необычно. Так садятся вампиры в классических фильмах — как будто к спинам у них приделана доска, всем туловищем. Снегирь уселся так же, и в глазах его зазмеилось нечто похожее на северное сияние. Багрового оттенка.
— Бежим! — уже взмолился Тытырин. — Бежим!
Снегирь громко икнул. Посмотрел на свои руки. Потом стал увеличиваться грудью, будто проглотил грелку, а теперь ее внутри стали надувать. Я даже подумал, что сейчас несчастный Снегирь лопнет, разлетится по стенам неопрятными лохмотьями, перепачкает помещение.
Но Снегирь не лопнул. Лишь выдохнул.
Огненная полоса протянулась через комнату, прожгла бумажную ширму с зубастыми драконами, подпалила драпировки. Стены загорелись. Быстро-то как! Ну да, вся эта японская лабудень горит просто на ура.
Вампирски поднялся с пола Ямомото. И тоже стал надуваться.
— Что там было? — Я повернулся к извивающемуся на цепи Тытырину.
— Слезы дракона. Давай освобождайся скорее, а то они нас поджарят!
Дальше и в самом деле тянуть было нельзя. Я вывихнул большие пальцы и сбросил наручники. Вызволил Тытырина — замок на цепи был не из последних модификаций золингеновских замочников, я сломал его в два рывка.
— Я хотел для себя… — объяснял Тытырин, — в целях профилактики…
Ямомото тоже плюнул. Огнем. Впрочем, все вокруг и так хорошо горело, без него.
— Теперь эти гады, — я указал на самурая и придворного поэта, — будут жить вечно. Во всяком случае, достаточно долго. Как, кстати, тебе удалось?
— Как-как… — Тытырин потрогал лицо. — Лупил себя, вот как. Хорив не такой уж слезливый, по капле собирал! А сволочи все выпили! Что с ними теперь будет?
— Скоро очухаются. А пока нам лучше и правда свалить. Да и вообще лучше валить.
— Куда валить? — растерянно спросил Тытырин. — Тут везде стены…
Я подошел к Ямомото со спины. Трансформация продолжалась. Последний самурай мелко вибрировал, по выбритому до блеска темечку бежали синие вены. Мне очень захотелось его треснуть, но я удержался. Только сдернул с него патронташи с револьверами, а потом забрал со стола фотоаппарат и другое свое имущество. Самурай снова плюнул и едва не попал в Тытырина. Тот завопил.
— Держись за мной, — бросил я ему и двинулся вперед.
Прямо через разрисованные ширмы.
Бумага была тонкая и хрупкая, наверное, на самом деле рисовая, я пропарывал ее, как ледокол «Красин» арктические льды. Тытырин держался за мной. Направления я особого не выбирал, просто пер до тех пор, пока не наткнулся на стену. Обычную, бревенчатую. Секунду раздумывал, куда повернуть — направо или налево. Решил налево. И угадал — выход оказался неподалеку.
Дворец горел, как пионерский костер. Из немногочисленных узких окон вываливались еще более немногочисленные самураи. А во дворе самураев вообще не было, видимо, предусмотрительно разбежались.
— Что дальше? — перебивая огненный рев, спросил Тытырин.
— Дальше смотри. Тебя зачем сюда послали? Писать летопись. Вот и пиши. А будешь плохо писать, мы себе живо другого летописца завербуем.
Я отошел на несколько метров, развернулся и сделал несколько снимков. В жанре батальной фотографии.
Вдруг из левого крайнего окна выпал Ямомото. Без меча, в разодранной одежде, босиком. Он покачивался и оглядывал пространство, как бык на корриде — исподлобья и зло.
Из соседнего окна показался Снегирь. Тот просто дымился.
Они осмотрелись, потом, пребывая в сомнамбулическом состоянии, направились друг к другу. Сблизились метров на пять, схватились за руки. Их затрясло, оба задрали морды к небу и выдохнули пламя.
Я успел сфотографировать. Отличный кадр! Прямо душой порадовался! Войдет в золотую серию. Назову «Сила огня». Или лучше — «Друзья-огнеметчики».