Сол постарался запомнить полотенце: а вдруг эти морщины — заразные?

— Старики… Ну, это… Как бы… Вот, смотри, человек рождается…

Эви быстро перебил:

— У вас — рождается?

— А как еще?!

— У нас людей создают. Звери сами рождаются. Они же более низшие существа! Собаки, там, кошки…

Еще не до конца поверив, Сол протянул:

— Ну, ничего себе… А у нас так все рождаются, и собаки с кошками тоже.

— И старики?

— А, так вот. Значит, рождается ребенок, потом подрастает и становится таким, как я. Потом еще растет, растет и превращается в такого, как мой папа.

Эви еще больше сморщил лоб:

— Папа? А это кто?

— Ну, ешкин кот! Тебе хоть каждое слово объясняй… Вроде, и на одном языке говорим. Папа с мамой — это мои родители. Кто меня родил! Родила, конечно, мама, но папа здорово ей помог.

— А! — догадался Эви. — Мама — это как кошка.

Сол закатил глаза:

— Слышала бы она…

— Она тоже человек?

— Еще какой! — возмутился он. — Мама у нас художница.

Сейчас Сол произнес это с гордостью, хотя обычно ему было даже как-то неловко называть работой то, чем занималась его мама. Разве рисовать картинки — это работа? Он и сам это любил, и Бемби частенько рисовала что-то, закрываясь рукой, но никто не считал, что они занимаются делом. Вот уроки учить — это дело. Потому что — скучно. А рисовать… Это ж одно сплошное удовольствие!

Но Эви не был поражен этим громким словом. Он отозвался как-то кисло:

— А, у нас тоже многие на компьютере рисуют.

— На компьютере каждый дурак может, — процедил Сол с презрением, хотя у них просто и не было никакого компьютера. Втайне он мечтал о нем, но даже не заговаривал, зная, что родителям почти ничего не удается откладывать. К морю-то выбрались впервые, и то на поезде…

Наконец, Эви заинтересовался:

— А она как рисует?

— Рукой. На листочках, — он оживился и принялся объяснять. — Сначала делается эскиз. Ну, набросок. Пробный такой рисунок. Мама их нам с Бемби на одобрение дает — книжки же детские, а она по ним рисует. Правда, Бемби теперь обижается…

Сол скорчил гримасу, и Эви тихонько рассмеялся. Он сделал это так осторожно, будто внутри у него могло что-то лопнуть.

— Она у нас такая взрослая стала!

От этих слов лицо Эви дрогнуло. Сол ободряюще улыбнулся:

— Ты спрашивай, не стесняйся. Раз у вас все по-другому…

— У вас все красивые, — через силу выговорил Эви.

Заглянув в зеркало, Сол усомнился:

— Красивые?

— Вот ты же еще не взрослый, а тоже… Нам говорили… всегда так говорили, что когда вырастем, у нас тоже не будет… морщин не будет… — Эви путался в словах, и голос его подозрительно подрагивал. — А у тебя их нет…

— У стариков есть. — Сол сам ужаснулся тому, что ляпнул.

Словно что-то припоминая, Эви спросил:

— Старики ростом, как взрослые? Значит, тот с собакой был старик… Он был большой, а лицо… как у нас… Почему у вас так?

Сол растерянно дернул ртом:

— Понятия не имею. Везде так. То есть я думал, что везде… А вы где живете?

Ответить Эви не успел. Его заглушила Бемби, которая, не выходя, крикнула из комнаты:

— Идите скорей! Где вы там? Мира очнулась.

Глава вторая,

показывающая Эви, что человек тоже может чувствовать себя улиткой в тарелке

— Хорошо, что вы хоть говорите по-нашему! — выпалил Сол, чтобы, наконец, прозвучало что-то ободряющее.

До сих пор ни ему, ни Бемби нечем было утешить Миру, которая хоть и не плакала, но все повторяла страшным, «замороженным» голосом:

— За что нас били? Что мы им сделали?

Бемби держала ее за руку, и как Сол ни приглядывался, так и не заметил никакого холодка, пробегающего по коже сестры. Ей и вправду не было противно прикасаться к Мире.

«Она же не таракан, — внушал он себе и старался смотреть прямо в лица своих странных гостей. — Они оба просто не такие, как мы. Вот как негры, например! Они тоже другие, но от этого же они не хуже».

Когда Сол заговорил, Мира и впрямь отвлеклась и уставилась на него с непониманием:

— Что значит — по-нашему?

«Опять объяснять!» — Сол вздохнул:

— Что значит… Много же языков в мире! Вот говорили бы по-японски, мы даже не поняли бы друг друга.

— Япония — это другая страна, — подхватила Бемби, заметив, что Мира и на этом языке ничего не поняла. — Земля у нас одна, это вы знаете? А стран много. И почти везде — свой язык.

Покосившись на мальчика, Сол пояснил:

— Как у зверей. Кошки мяукают, а собаки лают. А птицы чирикают, — он продемонстрировал как. — Думаешь, они понимают друг друга?

Эви восхищенно разулыбался и от этого больше стал похож на обычного, правда, беззубого мальчишку.

— А ты как это сделал? Точно, как птица… Покажи!

— Постойте, — строго сказала Бемби. — Начирикаетесь еще. Сол, тащи глобус, надо же все им объяснить!

Уже с порога своей комнаты он поинтересовался:

— А почему вы ничего не знаете? Как в лесу жили…

Они переглянулись, и Мира скованно проговорила:

— А мы в лесу и жили…

— И никогда не выходили в город? — ахнула Бемби.

Сол не упустил случая поддразнить ее:

— На дискотеке не были? Ах, какой ужас!

— Цыц! — бросила сестра.

— А что? В лесу здорово, — мечтательно протянул Сол. — Я бы тоже хотел в лесу пожить. Тем более, там учителей нет!

— Вокруг наших домов была Стена, — тихо продолжила Мира. — Нам говорили, что за ней ничего нет. Все воспитатели так говорили…

Эви поморщился: «Опять своего Дрима вспомнила… Она ему все простит. Ее в кровь избили, а она простит».

Погладив ее сморщенную руку, Бемби спросила:

— Одни воспитатели? А родители ваши где?

Сол быстро ответил за них:

— Они даже слов таких не знают — «мама» и «папа». У них людей создают!

— Так нам говорили. — Мира сухо усмехнулась. — Может, и это неправда.

— Глобус-то принести? — спросил Сол, продолжая топтаться на пороге.

Бемби взглянула на него с возмущением: