– Ну, эта краля на целку не тянет, – глубокомысленно заметил Геша. – Смотри, так и чалится к Джонику…
Мы с Гешей задумчиво наблюдали за тем, как Ира поводит плечами и улыбается нашему красавцу, Лимонадному Джо. Джо расплылся в дебильной улыбке и заиграл перед ней, как жеребец, – то волосы со лба уберет, демонстрируя изрядный бицепс, то подбоченится, то переступит.
– Думаешь, Лилю нашу заобидит? – спросил Геша.
– На Лилю у нее кишка тонка, а только жизни нам с отравой этой не будет, так и знай.
– Ну, чего ж поделаешь… И не все ж в меду купаться… А глаз у тебя, малáя, хороший, чистый рентген. – Геша ободряюще потрепал меня по холке, и мы вернулись к нашим делам. – Не ссы, порешаем как-нибудь…
Ира не обманула моих ожиданий, то есть ни на минуту, и атаку откладывать не стала.
Лиля собрала всех нас, детей, чтобы познакомить с новым тренером, и стала рассказывать Ире о наших занятиях, о распорядке на конюшне. Та снисходительно взглянула на нее сверху вниз (что оказалось несложно – Лиля была очень маленького роста) и холодно сказала:
– Про ваши сопли в сахаре я слышала, мне это неинтересно. Я пришла сюда делом заниматься, воспитывать спортсменов, конкуристов. Как-никак я мастер спорта по конкуру…
– Да неужели? – спросила Лиля, и лицо у нее сделалось совсем детское, удивленное, только в глазах плясали насмешливые искры.
Дети захихикали. Лиля и сама была мастером спорта, но никогда не говорила об этом с таким пафосом.
– Да, представь себе. – Ира не заметила подвоха и продолжала так же напыщенно: – И я не собираюсь лишать детей спортивного будущего, как это делаешь ты, Лилия. Твои танцульки на лошади – баловство, пустая трата времени…
– Хорошо, Ира, не будем тратить времени. Ты, наверное, хочешь посмотреть наш плац? Пойдем, я все тебе покажу.
Она энергично кивнула и, обогнав Лилю, пошла к плацу первой, ну его-то трудно было не заметить.
Плац у нас был новенький, с иголочки, просторный и с хорошим, упругим грунтом. Неподалеку за ограждением был навален пестрый конкурный конструктор – брусья, шлакбаумы, заборы, херделя, стойки.
Ире плац глянулся, но и тут она не смягчилась. Она, казалось, вовсе не умела расслабляться, голос ее звучал решительно и резко, но почему-то неубедительно. Меня это заинтересовало, и я стала приглядываться к ней внимательнее.
Ира словно играла роль или позировала для фотографий, которые потом собиралась показать друзьям – вот я на плацу, а это я на коне, тут я собачница и лошадница, а тут я среди восхищенных мужчин… Она была занята не столько делом, сколько тем, что производила впечатление, и все время бросала быстрые взгляды на окружающих, проверяя, насколько сильным это впечатление было.
Я ни разу до сих пор не встречала таких людей и бессовестно уставилась на нее. Ира вдруг перехватила мой взгляд и почему-то встревожилась. Я отвела глаза, но поздно.
– Кто эта девочка? Кто она? – указывая на меня арапником, спросила Ира.
– Это Глория, – ответила Лиля. – А это Юля, вот Алина, Паша с Денисом… Идите сюда поближе, дети. Ребята уже участвовали в соревнованиях, они все разрядники, у каждого есть своя лошадь, – с гордостью рассказывала она. – Глория и Юля показали лучшие результаты, хотя ехали с детьми гораздо старше их…
Мы с Юлькой переглянулись. Наши с ней победы были целиком и полностью заслугой лошадей, и мы обе это знали, да что там, все это знали.
Юлька шла на Тактике, том самом кривом жеребце. Тактик был великолепным конкурным конем, к нам он попал только из-за травмы, детский паркур был для него парой пустяков, он сам рассчитывал темп и прыгал и пронес Юльку нежно, словно великан на ладонях, – он очень ее любил.
Он был красивый, Тактик, такой красивый, что слезы наворачивались. Англо-текинец восьми лет, редкой буланой масти, высокий и сильный, с чуть длинноватой спиной и легкой, сухой головой – я могла смотреть на него бесконечно долго, как на огонь. Но Юлька поначалу немного стеснялась коня – из-за его полуслепоты. Юлька была как моя мама, ей хотелось, чтобы все было правильно и лучше всех, но она была и совестливой, как моя мама, поэтому не отказалась от Тактика, из жалости.
С ним пришлось непросто, он был нервным и дерганым, никак не мог привыкнуть к тому, что ничего не видит одним глазом, легко впадал в панику, а паникующий горячий жеребец в самом расцвете сил – это вам не игрушки.
Я думала, Юлька не выдержит и отступится (ну, я была не слишком высокого мнения о человеческом терпении), тем более что для вольтижировки конь не годился, да из-за глаза же, слишком уж был пугливым и ненадежным. Но Юлька не отступилась и даже как-то раз, проглотив гордость, подошла ко мне (а меня она недолюбливала, просто так, не сошлись) и сказала:
– Глория, ты… Ты мне не поможешь? Тебя Тактик слушается, а меня никак…
– Надо с ним гулять, – ответила я, – просто, в руках… Показывать ему манеж со всех сторон, в лес ходить, все места показывать… И он мяту любит, мяты ему достань. Я один раз дома чаю с мятой попила, так он мне в лицо все мордой лез, я голову себе сломала, пока додумалась, в чем дело… А за мяту он на все готов.
– Ты шутишь? – оторопело спросила Юлька.
Я покачала головой:
– Он просто всего боится, Юля, потому что не видит. Не знаю уж, можно его совсем успокоить или нет, но если он будет знать местность, в которой работает, и если он к тебе привыкнет, будет доверять, то он даст себя вести. Вот, смотри… – Я долго рылась в карманах, пока не выцарапала оттуда пару завалявшихся мятных листиков и яблоко. Растерла листики руками, покатала старательно яблоко в ладонях. Мы подошли к деннику Тактика, и я позвала его:
– Тактик… Мальчик, на-ка яблочко тебе…
Тактик затопал, повернулся, высунул морду в проем над дверью, жадно принюхиваясь, схрупал яблоко и поставил ушки.
– Ай ты моя умница, рыба-лада… Ну-ка, пойдем, пойдем…
Жеребец легко дал себя взнуздать и вывести на развязки, я взяла щетку, вторую вручила Юльке, и мы стали его чистить.
– Ща почистим и выйдем на круг. Видишь, он спокойно ко мне слепой стороной стоит, потому что голос знает… Это ему бухтеть все время надо, как Геша делает, во-о-от… Да, мальчик? Если ты будешь все время с ним заниматься, как я с Зоськой, он тебя полюбит. Только без уздечки не надо ездить, он паникер, понести может…
– Раз ты можешь, то и я смогу, – набычилась Юлька.
– Да дело не в тебе, – я продолжала мерными движениями чистить лошадь, – ты-то, на худой конец, всегда спрыгнуть можешь. А жеребец убьется, если вразнос пойдет. Из-за него уздечка нужна, понимаешь? Хотя сейчас он намного спокойнее стал, раньше его и вывести-то беда была… Ты погладь его, погладь, он любит, вон, под ганашами почеши… А связки как ему лечили, он же совсем больной приехал, помнишь? А коваля он как по пузу зимой вдарил? А теперь ничего, он молодец, выправляется, ему внимания надо.