Фамильный оберег. Камень любви | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

И, словно в ответ, где-то в темноте отчаянно завизжали девчонки, и следом бабахнули два выстрела. Совсем близко. Татьяна вздрогнула от неожиданности. Но тревога за Анатолия, кажется, окончательно повредила мозги. Она резко метнулась вперед, обогнала Еву. И когда та попыталась схватить ее за руку, прошипев: «Куда?», вырвалась и, бегом преодолев крутой склон, оказалась в бору.

Странное, забытое чувство гнало ее в глубь леса. Она чувствовала себя охотником, идущим на крупного зверя. Нет, не охотником, а воином. И пусть ее рука не сжимала боевой лук, и не давил на бедро боевой меч, но сейчас она думала, как Айдына, чувствовала, как Айдына, действовала, как Айдына — и любимого тоже спасала, как та, чья душа давно уже поселилась в чертогах Хан-Тигира. А может, не поселилась еще? Может, до сих пор витает между Нижним и Верхним мирами, неуспокоенная, не завершившая земные дела, так и не сумевшая расстаться с телом, которое погребли не по обычаям предков?

Просвет между деревьями показался так внезапно, что Татьяна едва не выскочила с разбега на поляну, освещенную пламенем костров. Вдобавок на нее налетели сзади Ева и Митяй и чуть не повалили на землю.

— Стой! — задыхаясь, прошептала Ева. — Ну ты и стартанула, подруга! Еле догнали!

И тоже шепотом приказала, махнув рукой налево и направо от себя.

— Рассредоточиться! Сначала наблюдаем, а после решим, как поступить!

Они рассыпались по кустам, затаились. Татьяна устроилась рядом с Евой, неподалеку — в паре метров всего — Митяй. Только сейчас она заметила толстую веревку, намотанную вокруг его талии. Что-то неясное всплыло в памяти. Неясное, пока расплывчатое, связанное с веревкой, вернее, с урухом… Как же это по-русски называется? Но сосредоточиться мешало происходившее на поляне.

Там, возле костра стояли участники экспедиции. Словно затеяв какую-то игру, они выстроились в две колонны, положив руки на плечи впереди стоявшим. Со стороны это выглядело бы забавно, если бы не одно неприятное обстоятельство: перед археологами расхаживал невысокий человек в камуфляже и черной маске, скорее всего, главарь банды. Заложив руки за спину, он что-то говорил, точнее, выкрикивал — резко, отрывисто, гневно. Чуть поодаль, вытянувшись в цепочку, переминались с ноги на ногу бандиты. Их винтовки были направлены на людей, и получалось, главарь не просто пугал, а угрожал, принуждая археологов к чему-то, что они упорно отказывались выполнять. Впрочем, и без того было ясно, чего не смогли добиться бандиты. Артефакты, поднятые с домовиной, до сих пор не нашли.

Багровые блики пламени скакали по лицам людей, казалось, их заливало кровью. Черные тени мельтешили, кривлялись, сплетаясь в бешеном танце. Бандиты заметно нервничали. Они без конца озирались по сторонам и, похоже, чувствовали себя неуютно, хотя с закатанными до локтей рукавами курток смотрелись весьма красноречиво.

Татьяна подняла голову. Небо заметно посветлело, но в лесу еще было темно. Пройдет около часа или чуть больше, и наступит рассвет. Бандиты, несомненно, знали, что руководитель экспедиции — крепкий орешек и вряд ли быстро сдаст им сокровища, поэтому, пока позволяло время, пытались сломить более слабых. Но, похоже, просчитались. Народ стоял понурый, с мрачными лицами, но смотрел без страха, скорее обреченно. Даже девчонки, стоявшие в общей колонне, не плакали, не хлюпали носами.

— Чисто фашисты! — пробормотала рядом Ева. — Оберкапо на поверке в концлагере. — И тут же обеспокоено добавила: — Гляди, Людмилы нет и Ольги Львовны… Что с ними?

Но Татьяна и сама заметила отсутствие аспирантки и камеральщицы. Но ничего не успела сказать. Рядом хрустнула ветка, кто-то тоненько ойкнул. И сразу раздался сердитый шепот Митяя.

— Тихо, кому сказал!

Татьяна и Ева дружно оглянулись. Митяй крепко кого-то обнимал, закрывая ему рот ладонью, и тихо бормотал:

— Не вырывайся, это я — Митяй! А вон там Татьяна! И Ева! И ребята!

Ева и Татьяна, пригнувшись, бросились на помощь Митяю. Но помощь уже не понадобилась. Студент стоял на коленях, прижимая к себе легкую на помине Людмилу. Ошалевшая аспирантка крутила головой и таращила глаза. Похоже, она еще не пришла в себя от испуга.

— Вот, вылетела из кустов! — проворчал Митяй. — Чуть не растоптала!

— Что ты тут делаешь? — присела перед ней на корточки Ева. — Где Ольга Львовна?

— Что я делаю? — Людмила гневно раздула ноздри. — То же, что и вы, — бегаю от бандитов. Только, в отличие от вас, я еще и воюю с ними.

— Воюешь? — скривился Митяй. — Из рогатки отстреливаешь?

— Как бы не так! — гордо вздернула подбородок Люська и, шустро вскочив на ноги, протянула Митяю грязную ладонь. — Смотри!

На ладони лежали несколько слипшихся леденцов.

Митяй всхлипнул от смеха.

— Отравленные, что ли?

— Дурак! — рассердилась Людмила. — Я где-то читала, если насыпать сахару в бензин, то мотор заклинит. Сахара у нас не было, только леденцы. Мы с девочками решили подкрасться к машинам и набросать леденцов в бензобаки. Правда, только в один удалось…

— Так это вы визжали? — быстро спросила Ева.

— Ну да! Мы! Вика с Машей завизжали, чтобы отвлечь охранника возле машин, а мы с Наташкой со второго курса быстро леденцы побросали. Только эта сволочь заметил нас, стрелять стал. Мы — в разные стороны! Только девчонкам не повезло! Схватили их. Вон они вместе со всеми возле костра. А я убежала. И вот, на вас налетела! Да, — она обвела всех взглядом, — «уазик»-то наш, экспедиционный.

— Я тоже сначала подумал, что наша машина, но номера другие, а разглядывать времени не было, — отозвался Митяй.

— У нашего заплатка приметная на брезенте, — сказала Людмила. — Не ошибешься. Только что получается? Выходит, бандиты напали на Пал Палыча и водителя, когда те возвращались в лагерь, и воспользовались нашим «уазиком»? Специально где-то подкараулили?

— Я ничему не удивляюсь, — вздохнула Ева. — Лишь бы живы остались!

— Ну, вы учудили, — покачал головой Митяй. — Додумались же! Диверсантки! Проще было воды налить в бензобак, и все — кранты топливному насосу!

— Вот я и говорю, партизанская война, — усмехнулась Ева. — Русская смекалка!

— Где Ольга Львовна? — перебила ее Татьяна. — Что с нею?

— Ой, это отдельная песня! — неожиданно расплылась в улыбке Людмила. — Когда бандиты ввалились в палатку, у нас только-только суп сварился и чайник на плитке закипал. А тут крики, ругань… Все просто с ума сошли от страха, сбились в угол, трясемся. А эти орут, что-то требуют. В смысле, я сразу поняла, что именно, но тоже дурой прикинулась. Они к Ольге Львовне подступили, а она ну ни капельки не растерялась. Сама на своей раскладушке повернуться не может, а так их отчитала, так отругала! Вон, говорит, костяк в домовине, а больше ничего нет. Нашли, мол, с десяток бронзовых бусин да крест православный. Ошиблись вы, господа, впрочем, мы не меньше вашего опечалены… Они не поверили, давай обыскивать палатку. Конечно, разорили все подчистую. А Ольга Львовна их подначивает: ищите, мол, ищите! А найдете, так хоть мне покажите. Тут один бычара Наташку, с которой мы леденцы в бензобак забросили, зажал мимоходом, а она кастрюлю с супом — хвать! и ему на голову! Что тут началось!