– Ты забываешь, дьяк, – специально принизила она Курицына, словно забыв его титул думного дьяка, – что я не только княгиня Московская, но и царевна Царьградская. И мой муж, ваш государь, Иван Васильевич, со мной корону самодержцев византийских получил, стал преемником и наследником славы великих Василевсов, правителей мира…
Софья выдержала эффектную паузу. Ее слушали, вот что было важно. Даже самые горластые участники молчали, ожидая продолжения. И она их ожиданий не обманула:
– Я до вашего князя отказала и королю французскому, и герцогу миланскому, дабы слава Римской империи не попала в руки недостойных и чтобы нашу веру православную вознести выше кафолической. Что ж, по-твоему, я почестей не достойна? Не пристало царевне Царьградской с послами знаться?
Курицын угрюмо промолчал да только глаза не отводил. И пылали в том взгляде такие ярость и ненависть, что любому другому стало бы не по себе. Но Софья не только не опустила глаз, но приняла вызов и спокойным голосом продолжила:
– Во всем следовала я советам святых старцев Афонской горы, о науке которых и по сей день не забываю. Ими дан мне был наказ замужеством своим принести на Русь, моими предками крещенную, надежду на возрождение империи византийской на земле русской.
Бояре зашевелились и заговорили, видно было, что речь византийки не оставила их равнодушными. Одни шепотом горячо доказывали, что их предки не раз византийцев двуличных били, и нечего гречанке так зазнаваться, чать не в пустыню пришла. Другие, наоборот, шелестели одобрительно. Отблеск славы Великой Восточной империи и по сей день завораживал. Иван Третий с улыбкой обернулся к жене и слегка кивнул. Софья же с видом победительницы осталась сидеть на специально для нее приготовленном в Думе стуле на невысоком помосте.
Наконец основная часть бояр разошлась. Великий князь отошел в сторону и вел неторопливую беседу с Федором Курицыным и князем Ромодановским. Речь шла о союзе с Литвой. К беседующим подошел Иван Патрикеев и начал яростно убеждать князя в необходимости такого союза. Завязался спор. Софья прислушивалась к разговору, но решила оставаться на своем месте и терпеливо ждать мужа.
В этот момент Патрикеев отделился от группы и подошел к Софье. Та посмотрела подозрительно, ожидая подвоха. Она не ошиблась. Иван Юрьевич начал словами медовыми да ласковыми, по своей давней привычке стелил мягко, да только век на такой постельке на заснешь. Потом постепенно слова его становились все жестче:
– Что же вы, матушка, Царьградская царевна, думаете!? В глухую тьмутаракань приехали, где не люди живут, а дурень на балдее сидит, да остолоп им в дружки просится. Мы хоть и головы мякинные, да сведущих людишек тоже кое-где имеем. И в края, откуда вы родом, тоже похаживали. Так вот там слыхом не слыхивали, что французский король и миланский герцог к вам сватались. Зато про сына Лодовико Третьего Гонзаго де Мантуи Федерико им ведомо. Как кардинал Изидор попытался вас за Федерико выдать. Лодовико сначало лестно стало, как же, византийская принцесса! Да только как про ваше бедственное положение узнал, тут же пыл его и поостыл. Потом и про семью Лузиньян на Кипре, куда вас Виссарион пристроить пытался, тоже знаем. Там тоже ничего не состроилось. Это так, в голову пришло. Не посетуйте, матушка-княгиня.
У Софьи внутри все пылало, клокотало от ярости. Но царевна не показала переполнявшего ее гнева, не дала даже искорке в глазах появиться. Слушала спокойно, не поднимая головы, чтобы даже взглядом себя не выдать. Патрикеев, разочарованный отсутствием всякой реакции византийской змеи, успокаиваться не хотел и продолжил елейным тоном:
– Уж не взыщите, матушка, да только и про Афон зря вы сказки рассказываете, чать мы не бабы легковерные. На святую гору не то что девицу, курицу даже пускать не велено. Мужская это гора, женскому роду лукавому да двуличному не место там. Только честный муж право имеет на эту гору взойти.
Софья молчала, понимая, что, вступив в спор с Патрикеевым, только уронит себя и доставит своему врагу искомое удовольствие.
– Молчишь, токмо от правды не отмолчишься! Притворчивость твоя всем известна. Да только людскому коварству Божья правда поперек всегда встанет!
Но ни слова не слетело с Софьиных губ, лишь сжатые в кулак с побелевшими костяшками руки Великой княгини выдавали ее гнев. Но Патрикееву времени царевнины руки рассматривать не было. Он уже не скрывал своей черной ненависти. Равнодушное молчание Софьи только подливало масла в огонь раздражения князя:
– Корону византийскую, говоришь, Великому князю передала, да только эту корону твой братец Андрюшка, последний Василевс Византийский и деспот Морейский, кому только за полполушки не продал. Сначала королю французскому Шарлю, потом королям испанским Фердинанду с Изабеллой. Это уж не корона теперь, а подол распутной девки… Кто дороже дает, тот и владеет! – с этими словами, презрительно махнув рукой, Патрикеев отошел от Софьи.
Она беспомощно огляделась в ожидании мужниной поддержки, но в этот момент в думную залу вошла Елена Стефановна. Все головы, словно по команде, обратились в сторону молодой княгини. Но Елена, словно не замечая всеобщего внимания, шла, как плыла, скромно опустив чудесные свои глаза, грациозно выгнув лебединую шею и с легкой улыбкой на румяном лице.
«Хороша-то, как хороша, вот кому царицей быть!» – тихим шелестом пронеслось по толпе бояр. «Чисто Елена Прекрасная, из-за которой Троя-то погибла!» – шептал один. «Эх из-за такой красавицы и пропасть не жалко!» – вторил ему другой. Глаза Ивана Третьего зажглись так хорошо знакомым Софье блеском, и она еще горше почувствовала собственное одиночество. Больше не желая терпеть собственное унижение, Софья встала и, высоко подняв голову, прошла через толпу. Волошанка с ложной смиренностью и победной улыбкой склонила голову, но Софья даже не удостоила невестку взглядом.
* * *
Кася оторвалась от бумаг. За окном уже потемнело, а она до сих пор даже не обедала. Похоже, снова ее затянуло, но вновь появившийся охотничий азарт ясно показывал, что от дальнейшего исследования она не откажется. Даже просто по-человечески хотелось узнать больше о Софье Палеолог. Кем она была, эта правительница: российским вариантом Лукреции Борджиа или… В какой-то степени она искренне восхищалась этой женщиной, оказавшейся в чужом, враждебном краю и сумевшей вопреки всему и всем выстроить свое будущее и посадить-таки собственного сына на трон Московского царства. Сколько раз игра для нее была проиграна, сколько раз ее жизнь висела на волоске, но Софья не отступила, а продолжала сражаться и победила.
Кася набрала телефон Алеши. Тот ее звонку обрадовался.
– Ну что, не жалеешь? – первым делом спросил он ее.
– Нет, не жалею, – успокоила друга Кася.
– Сильвия просила, чтобы ты с ней связалась. Ей нужны твой адрес, копия паспорта и номер банковского счета. Она составит договор и вышлет тебе для ознакомления. Я понимаю, что тебе, скорее всего, не до этого, но так положено, – извиняющимся тоном добавил он.
– Не волнуйся, я выполню все необходимые формальности. Это вполне нормально, не будет же Сильвия переводить деньги на деревню дедушке.