— Чего тебе?
Жозефина, разгоряченная и усталая, несла поднос с разогретой пиццей.
— Две «Стеллы», Жози.
Она протянула ему бутылки, которые он откупорил открывалкой, вделанной в стойку. Жозефина косо глянула на него и отправилась разносить пиццу.
— В общем, так все и вышло, — подытожил Клермон, разливая пиво. — Сделали вид, что это несчастный случай, само собой. Но все знают, что это сумасшедшая женушка его довела. — Он усмехнулся. — Забавно, но по завещанию ей не досталось ни гроша. Она на иждивении у родных. Аренда была на семь лет — с этим они ничего не могли поделать, — но когда она закончится, э! — Он выразительно пожал плечами. — Тогда ей придется уехать, и скатертью дорожка.
— Разве что она сама купит ферму, — предположил Джей. — Мирей сказала, она может попробовать.
Лицо Клермона на мгновение омрачилось.
— Я бы сам перебил у нее ферму, если б мог, — заявил он, осушая стакан. — Отличная земля для застройки. Я бы дюжину выходных шале уместил на старом винограднике. Пьер Эмиль — идиот, если отдаст землю ей. — Он покачал головой. — Немножко удачи, и цены на землю в Ланскне взлетят. Посмотрите на Ле-Пино. Ее земля — настоящее сокровище, если правильно ее использовать. Но она никогда не станет этого делать. Даже болото у реки зажала, когда думали расширить дорогу. Из чистой подлости все порушила. — Он покачал головой. — Но теперь все идет на лад, э? — Благодушие вернулось к нему, усмешка странно контрастировала с унылыми усами. — Через год, ну, может, два мы превратим Ле-Пино в марсельские bidonville. [98] Скоро все изменится. — И снова эта робкая, рьяная усмешка. — Всего один человек может все изменить, мсье Джей. Не правда ли? — Он чокнулся с Джеем стаканами и подмигнул: — Santé! [99]
Забавно, как легко все вспомнилось. Четыре недели с последней встречи с Джо, но до сих пор кажется, что старик может явиться в любую минуту. Джей разложил красные фланелевые саше в саду и по углам дома. Украсил ими деревья вдоль границы участка, хотя ветер все время срывал мешочки. Бархатцы, разведенные в самодельном парнике, раскрывали яркие бутоны среди семенного картофеля Нарсисса. Пуату испек специальный couronne [100] хлеб в благодарность за пакетик с зерном, который, по его уверениям, принес ему больше облегчения, чем все лекарства. Конечно, Джей знал, что булочник сказал бы это в любом случае.
Теперь в его саду росла лучшая коллекция трав в деревне. Лаванда еще не созрела, но пахла уже сильнее, чем у Джо, и еще был тимьян, и бергамотовая мята, и мелисса, и розмарин, и заросли базилика. Джей набрал целую корзину трав для Попотты, когда она принесла почту, и еще одну для Родольфа. Джо часто раздавал гостям амулетики — он называл их «амулеты добра», и Джей начал делать то же самое: крохотные пучки лаванды, или мяты, или ананасового шалфея, перевязанные разноцветными ленточками — красная защищает, белая приносит удачу, синяя лечит. Забавно, как все вспомнилось. Люди думали, это очередная английская традиция — универсальное объяснение любых его причуд. Некоторые прикалывали его букетики к пальто и курткам — на дворе стоял май, но местные пока не рисковали носить летнее, хотя Джей давно уже перешел на шорты и футболки. Странно, однако: вернувшись к знакомым обычаям Джо, Джей расслабился. В детстве охранные ритуалы Джо, его курения, саше, тарабарские заклинания и окропление трав слишком часто его раздражали. Смущали, как чье-то неуместное рвение в школьном хоре. Подростку многое из будничного волшебства Джо казалось ужасно избитым, ужасно банальным, если ободрать шелуху тайны, как готовка или садоводство. Хотя Джей серьезно относился к обрядам, была в них некая веселая практичность, против которой восставала его романтическая душа. Он предпочел бы мрачные заклинания, черные мантии и полночный ритуал. Тогда бы он поверил. Ему, выросшему на комиксах и макулатурном чтиве, это показалось бы правдой. А теперь, когда уже слишком поздно, Джей заново открыл гармонию работы на земле. Будничное волшебство, называл это Джо. Любительская алхимия. Теперь Джей понимал, что старик имел в виду. Но тем не менее Джо не показывался. Джей готовил почву для его возвращения, точно хорошенько взрыхленную грядку. Он сажал и полол по лунному календарю, как делал бы Джо. Он все делал правильно. Он старался верить.
Он говорил себе, что Джо никогда не было здесь, что он — сплошное воображение. Но теперь, когда Джо ушел, Джей упрямо хотел верить, что все было иначе. Джо действительно был, твердил внутренний голос. На самом деле был, а Джей все изгадил своей злобой и неверием. «Если я смогу его вернуть, — обещал себе Джей, — все переменится». Столь многое осталось незаконченным. Он беспомощно злился на себя. Ему дали второй шанс, а он сдуру его профукал. Он работал в саду каждый день дотемна. Он не сомневался, что Джо вернется. Что он заставит его вернуться.
Возможно, из-за постоянных провалов в прошлое Джей все больше времени проводил у реки, где берега резко обрывались вниз. Там он нашел осиное гнездо на земле, под живой изгородью, и, неизменно очарованный, наблюдал за ним, вспоминая лето семьдесят седьмого, и как его покусали, и смех Джилли у берлоги на Дальнем Крае. Он лежал на животе, смотрел, как осы влетают и вылетают из дырки в земле, и воображал, будто слышит, как они движутся под тонкой коркой почвы. Небо над головой было белым и тревожным. Последние «Особые» были такими же тихими и тревожными, как небо. Даже шептаться перестали.
На берегу реки его и нашла Роза. Глаза англичанина были открыты, но он, кажется, ни на что не смотрел. Радио на ветке, нависшей над водой, играло Элвиса Пресли. Под боком у Джея стояла бутылка вина. На этикетке, которую девочка не могла разглядеть издалека, значилось: «Малина 1975». Красный шнурок обвивал горлышко — он-то и привлек ее взгляд. Пока Роза наблюдала, англичанин потянулся за бутылкой и отпил. Он скорчил рожу, будто вкус был мерзкий, но даже отсюда она услышала аромат того, что он пьет, — внезапную яркую вспышку спелого алого, диких ягод, собранных тайком. Мгновение она изучала его со своего берега. Несмотря на то что ей говорила maman, он казался безобидным. И он — тот человек, что привязывает к деревьям смешные красные мешочки. Интересно, зачем? Поначалу она забирала их из неповиновения, стараясь стереть его со своей картины мира, но со временем полюбила эти маленькие красные фрукты, что висели на качающихся ветках. Ей больше не жалко было делиться с ним своим убежищем. Роза пошевелилась, устроилась поудобнее в высокой траве. Она раздумывала, не перейти ли, но камни брода скрылись под водой после дождей, а прыгать через речку она боялась. Любопытная коричневая козочка неугомонно тыкалась носом в ее рукав. Роза отмахнулась: «Потом, Клопетта, потом». Интересно, англичанин знает про осиное гнездо? В конце концов, оно всего лишь в метре от него.