– А зачем ей здешняя прописка? Ну, сестре твоей?
– Ой, это смешная история. – Ника даже хихикнула. – Началось все с того, что мы с Леркой решили зарабатывать нормальные деньги. До этого мы вели свадьбы и прочие торжества – я тамадой, а Лерка – фотографом. В общем и целом это были неплохие деньги, и со свадеб мы еду всякую приносили, то есть экономили средства таким образом… У Лерки, когда Мишка умер, вообще почти ничего не осталось – у него рак был, все деньги сожрал, но Мишку не спасли. В общем, мы решили продать что-нибудь ненужное и устроить арт-кафе. У меня был гараж и бабушкины серьги с бриллиантами, у Лерки – старая Мишкина машина, дача и диплом экономиста. В общем, мы все эти активы реализовали, превратили в звонкую монету, а один мой приятель в банке подогнал нам почти выплаченный подвальчик, где мы и решили обустроить наш бизнес. Денег у нас хватило на ремонт и простенькую обстановку, а друзья-художники бесплатно все там разрисовали, ребята статуэток разных нанесли, ну а кухня у нас по последнему слову. И повара отличные. В общем, открылись мы, и так, знаешь, все удачно пошло – мои приятели-журналисты статей написали в разные издания, что, дескать, богемное кафе и так далее… В Александровске заведения такого рода никогда не было, а творческие люди есть, и много. И начали к нам граждане захаживать на огонек, а учитывая отличную кормежку, сам понимаешь, мы попали, как говорится, в струю. И тут полтора года назад вдруг объявилась Женька. Ей, видите ли, надоел Питер, она хочет чего-то нового. Ну и всплыл вопрос прописки. К тому же отец потребовал, чтоб я взяла ее в долю в нашем с Леркой бизнесе. Даже если отбросить тот факт, что Лерка Женьку с детства ненавидит люто, с какого перепугу я бы стала брать ее в бизнес? Короче, я им отказала, а они полгода со мной не разговаривали. А потом папа заболел. Нужны были дорогие лекарства, лечение, а денег, сам понимаешь, нет – и тут я очень пригодилась. Впервые в жизни от меня появилась хоть какая-то польза – это дословная папина цитата. Ну я это проглотила, конечно, но с тех пор я не сказала ему ни слова. С мамой – да, общаюсь, а его для меня больше нет, и пусть живет сто двадцать лет, но без меня, я байстрючка, можно сказать.
– Понимаю…
– А Женька сошлась здесь, в Александровске, с каким-то не то бандюком, не то бизнесменом и принялась ходить ко мне в гости. Ради мамы я ее не прогоняла – хотя после ее посещений мне всякий раз звонили из Питера и высказывали «фе» по поводу моих халатов, кукол, отсутствия мужа, столовой – есть на кухне моветон, и так далее. А на днях, когда Женька пришла в очередной раз и завела разговор о том, что мне нужно меньше есть и подумать о своем месте в жизни, Марек наорал на нее и выставил за дверь. В прямом смысле слова. Вытолкал, бросил ей вслед сапоги, сумку и шубу и сказал, чтоб она не смела больше появляться в нашем доме. Вот, поставил ее в черный список в моем телефоне…
– А это он правильно сделал. – Матвеев снова коснулся запястья Ники. – Длинный день какой.
– Да. Сколько всего может произойти за один несчастный день, а?
– Да. А ты не такая уж не от мира сего, как я думал сначала.
– Макс, у меня сын на руках. Или я его поставлю на ноги, или нет, какое там не от мира сего. Но есть вещи, в которых я такая, какая есть, с тем и возьмите, как говорится. Я не хочу меняться только потому, что кому-то нужно, чтобы я жила «как люди». Потому что моя жизнь всегда принадлежала мне самой, и так оно будет и впредь. И кто что об этом думает, мне абсолютно безразлично. Вот и все. Я считаю, что если ты не живешь в свое удовольствие, то ты живешь зря. Я не права?
– Права. – Матвеев задумался. – Пожалуй, это единственно правильный подход к жизни. Что бы ни делал, это не должно мешать тебе жить в свое удовольствие, только тогда все это имеет смысл.
Они замолчали, думая каждый о своем, а в итоге – о рыжеволосой женщине, которая сейчас зависла между небом и землей. И они звали ее обратно, каждый по-своему.
– Ну, как вы тут, не уснули? – Лариса вошла в кабинет стремительно, словно и не дежурила сутки.
– Что? Что там?
– Порядок. – Лариса присела на край кушетки, и сразу стало видно, как она устала. – Семеныч сделал невозможное. Думаю, Лерка выкарабкается, хотя у него прогноз более осторожный. Но ты же знаешь Семеныча…
– Ага. Где она?
– В реанимации, где и положено. А вы езжайте домой и поспите полноценно. При таком переохлаждении, потере крови и стрессе я не гарантирую никому из вас безоблачной жизни, если не отдохнете как следует.
– А Виктор? – Матвеев знал, что разговор с его женой у него впереди. – Что он?
– Час назад пришел в себя, в сознании, но очень слаб, так что к нему нельзя. Там его жена и мать приехали…
– Анжела?
– В зале для посетителей сидят. Тебя, Ника, ждут, кстати.
– Зачем?
– А сама-то как думаешь? – Лариса фыркнула. – Вот, витамины попей. Проваливайте оба, устала я что-то.
Сунув Нике в руку баночку с витаминами, Лариса вытолкала их из кабинета.
В тускло освещенном коридоре было тихо и пусто. Они прошли по нему, свернули в другой – в небольшом зале, заставленном диванчиками и кадушками с пальмами, расположились две женщины – молодая и пожилая, там же Олешко что-то говорил им обеим. Увидев Матвеева и Нику, они встали. Пожилая женщина, подойдя к Нике, вдруг обняла ее и заплакала:
– Храни тебя Господь, милая, храни тебя Царица Небесная, век буду Бога молить за тебя, ты моего Витю от смерти спасла…
– Да я что… вот Максим его вытолкал, я вытащила только! А тут врачи…
– Да ведь если б не полезла ты на лед, проехала мимо, так бы и погибли они там все трое! Храни тебя Господь и деток твоих! Один он у меня, Витенька-то!
– Все будет хорошо, доктор говорит.
Ника чувствовала неловкость от того, что эта женщина, по возрасту годящаяся ей в матери, благодарит ее за такое, собственно, обычное дело. Ну, вытащила, что необычного? Все «как у людей», разве нет?
– Конечно, теперь все будет хорошо. Уж мы его выходим, вылечим!
– Не беспокойтесь об этом. Зарплату Виктора вам будут перечислять, пока он не выздоровеет, лечение фирма оплатит, если потребуется. Как только Витю можно будет перевозить, доставим его в Питер, чтоб вам было удобней его навещать, – сказал Матвеев.
– Спасибо, Максим Николаевич. – Анжела, молодая, худенькая, коротко стриженная, едва сдерживала слезы. – Мы чуть с ума не сошли, когда он не ответил на звонок… А потом вот Павел Иванович… организовал все, привезли нас…
– Наш пострел везде поспел. – Матвеев внимательно посмотрел на начальника охраны, но тот вдруг заинтересовался ботаникой – принялся разглядывать пальмы. – Доктор мне сказала, что Виктор пришел в себя, но пока к нему нельзя. Если что понадобится, звоните мне или вот Павлу Ивановичу.
– Да Анжела сегодня домой вернется, дети там на чужих руках – соседка присмотреть взялась, раз беда такая, но все ж она человек посторонний, надо ехать к детям, им мать нужна, а я здесь останусь, у двоюродной сестры поселюсь. Пока Витя выздоровеет. Куда ж я от него… ему ведь тоже сейчас мать нужна.