В мои намерения вовсе не входит обременять вас своими заботами, и все-таки может статься, что в том возникнет нужда. Тогда я пошлю вам письмо с просьбой оказать мне посильную помощь. Несомненно, пройдет более года, прежде чем я ее получу, но жить в ожидании легче, чем без надежды. Брат мой умер, Чанг-Ла сбежал, я осталась одна, как это ни печально. Прошу, не отвергайте меня за подобную неучтивость. Вспомните о своих женах и дочерях. Ведь вы не оставили бы их в таком положении. Эти деньги я вряд ли сумею когда-либо вам отдать, однако они позволят мне исполнить свой долг. Я не забыла о нем и жду лишь удобного случая, чтобы пуститься в дорогу.
Поговаривают, что в этих местах в свое время проповедовал апостол Фома и что тут он и умер. Я хотела поклониться его могиле, но все указывают на разные холмики и курганы. Легенда красивая, однако вряд ли можно ей доверять. Как и той, что гласит о некогда населявших эти края христианах. Возможно, они тут и жили, но потом их не стало. А вот в Константинополе все христиане, и даже сам государь. Там-то мое путешествие и закончится. Скорей бы пришел этот радостный миг!
Я всегда поминаю вас в своих ежевечерних молитвах. Уверена, если нам не суждено свидеться в этой жизни, мы непременно обнимемся в райских садах, на которые, смею заметить, город Пу-На никак не похож.
Мей Су-Mo, сестра Мея Са-Фонга
Пу-На
Рахур возобновил было чтение древних текстов, но Датинуш, зябко поежившись, отрицательно мотнул головой. Солнце в тронный зал проникало сквозь полуприкрытые ставни, и потому тут становилось прохладно, когда задувал ветерок.
— Я набросал несколько строк — и довольно забавных, — сказал с нарочитой бодростью Джаминуйя. — Очнись-ка, любезный. Подавленность тебе не к лицу.
Обычно его фамильярные выходки веселили раджу, однако сейчас все вышло иначе. Брови князя сошлись к переносице.
— Я повелел всем молчать.
Джаминуйя поспешно отпрянул и сделал вид, что перечитывает написанное. На деле же строчки в глазах его расплывались, а по спине полз предательский холодок.
Рахур рискнул приблизиться к трону.
— Будет ли мне позволено удалиться?
— Нет, не будет! — взорвался раджа. — Вы — мои приближенные и должны быть у меня на виду. — Внезапно он встал и подошел к окнам. Роскошный наряд его вызывающе засверкал. — Кто-то, — произнес угрожающе князь, — хочет моей смерти. Я полагал, что мы покончили с этим еще три года назад.
Джаминуйя бросил испуганный взгляд на брамина, но тот отвернулся. Молчание затягивалось. Надо было что-то сказать, однако голова у поэта пошла кругом, а руки предательски затряслись. Осознав это, он скрутил свиток и сунул его за кушак.
— Дворец мой набит шпионами, — продолжил раджа. — Все службы пронизаны ими. Это уже не дворец, а лавка, торгующая государственными секретами. У пятерых рабов по моему приказу вырвали языки. — Он распахнул ставни пошире и высунулся в оконный проем.
Рахур отвесил спине повелителя церемонный поклон.
— Ты чересчур снисходителен, великий владыка. Раз обнаружились те, что решились выступить против тебя, их следует уничтожить. Всех, а не пятерых.
Датинуш медленно выпрямился и ткнул пальцем в окно.
— Там, на рынке, сидит слепец с порванным носом — ты знаешь его. Он ворует с лотков овощи, а три года назад был заместителем начальника моей личной охраны. Ему повезло, он не состоял со мной в кровном родстве, иначе его бы казнили. Таких очень много. Измена повсюду. Можно отрубать руки и ноги, вырывать языки, выжигать глаза — предатели не переведутся. — Раджа отступил от окна. — Впрочем, Рахур, ты, конечно же, прав. Я, как вы знаете, человек мягкий и мирный, но буду безжалостен с теми, кто вздумает покуситься на трон!
Речь его была прервана появлением Судры Гюристара, с головы до ног разодетого в шелка и меха. Небрежный поклон начальника стражи походил на кивок.
— Великий владыка, твоя дочь Тамазрайши испрашивает позволения повидаться с тобой.
— Я ведь уже приказал ей не покидать пределы своих покоев. Сам знаешь, какие теперь времена.
— Именно потому княжна и настаивает на встрече. В трудный час ей, как наследнице трона, хочется быть рядом с отцом. — Гюристар приосанился и с великим достоинством прикоснулся к рукояти своего боевого меча.
— Чтобы враги одним махом прихлопнули нас обоих? — яростно выкрикнул князь. — Передай, чтобы она и носа не смела высунуть из своей спальни, пока я лично за ней не приду. Что с тобой, Гюристар? Ты всегда проявлял осторожность, а сегодня заигрываешь со смертью, потакая капризам девчонки.
— Княжна говорит, — не отступал Гюристар, — что, если случиться ужасное, лучше ей умереть в невинности вместе с тобой, чем чуть позже попасть в руки распаленных кровью и похотью негодяев.
Холеное лицо раджи омрачилось.
— Да, уж кого-кого, а ее-то не пощадят. — Он посмотрел в окно. — И все-таки возможность бежать остается, чтобы потом в праведной битве возвратить себе трон. А если получится по-иному, тогда ей придется принять смерть от собственных рук. Озаботься, чтобы при ней был кинжал, и достаточно острый. Скажи, что это ее прегрешение я возьму на себя.
— Я-то скажу, — откликнулся Гюристар, — но она не уймется.
— А охране внуши, — продолжал Датинуш, пропуская дерзкое заявление мимо ушей, — что мятежники не намерены миловать тех, кто им сдастся. С пленников сдерут крючьями кожу, а то, что останется, выбросят на пропитание воронью!
Джаминуйя попятился, он не хотел это слышать. Ведь то, о чем говорил раджа, могло случиться и с ним. Он напоминал себе о смирении, с каким человеку должно принимать удары судьбы, однако мысль эта его почему-то не утешала. В воздухе явно запахло смертью, словно посреди тронного зала разлагался невидимый труп.
— Могущественный властитель, — пискнул поэт и кашлянул, чтобы прочистить горло. — Я по натуре своей не переношу вида крови, мое дело — стихи. Если здесь назревает что-то серьезное, позволь мне удалиться.
— Кто-то, кажется, наложил в штаны, — заметил презрительно Гюристар.
— Да, я боюсь, — признал Джаминуйя, краснея. — Будь я воином, я держатся бы храбро, однако кисть не копье. Как бы ты поступил, если бы тебе предложили участвовать в поэтическом состязании? Наверное, не захотел бы выставить себя на посмешище, и я бы тебя за это не осудил. — Не дождавшись ответа, он повернулся к радже. — Великий владыка, ты ведь видишь и сам, что от меня здесь проку не будет.
Датинуш потер подбородок.
— Что ж, уходи. Сейчас мне нужны надежные люди, а не такие, как ты, слизняки. — Он пренебрежительно передернулся и, казалось, забыл о присутствии Джаминуйи. Тот, огорошенный и растерянный, остался стоять, как стоял.
— Мы могли бы снестись с Абшеламом Эйданом, — сказал осторожно брамин. — У него неплохая охрана. Думаю, он согласился бы прислать нам в помощь отряд.