— Ди, всё уже в порядке? Ой, у тебя кровь!
Не обращая внимания на возглас подбежавшего мальчика, Ди выпрямился, опираясь на меч, как на трость.
— У меня нет времени гнаться за ним. Дэн, где северный лес?
— Я покажу! Но туда ещё скакать и скакать, часа три. — В голосе паренька звучали безграничное уважение и безмерная тревога. Солнце уже почти село: ещё полчаса — и мир окажется в объятиях тьмы.
— Срезать путь нельзя?
— Вообще-то можно… Есть дорога короче, только там пропасти и огромное болото, и…
Ди твёрдо взглянул в лицо мальчика.
— Но мы попытаемся?
— Ну конечно!
Спас Дорис, воспользовавшись благовонной временной ловушкой, конечно же, Греко. Наутро, после того как сынок мэра подслушал беседу Рэя-Гинсея и графа, Греко попросил одного из своих доверенных приятелей под видом гостя вызвать «приезжего актёра» из его комнаты в нижний вестибюль. Однако посетитель удалился прежде, чем Рэй-Гинсей спустился вниз, и к моменту возвращения бандита благовонная временная ловушка уже было заменена на обычную свечу. Заполучив искомое, Греко принялся следить за домом доктора Ферринго, и когда врач-вампир повёз Дорис к лесу, молодчик отправился на двуколке следом, стараясь держаться от повозки на приличном расстоянии, чтобы его случайно не заметили.
Он планировал освободить Дорис и быстренько захомутать её: чувством признательности, разумеется. Ну а если повезёт, заодно прирезать опостылевшего феодального лорда, графа Ли.
Тогда он одним махом станет большим человеком в городе, а то и возглавит саму Столицу. В одиночку расправиться с аристократом — сильнейший коммерческий аргумент для революционного правительства и изрядная ступенька на пути к лидерству.
Однако всё пошло наперекосяк: коляска катила себе прямиком к графу, как вдруг появилась какая-то девица в белом; двуколка остановилась, и девица без лишних слов прикончила доктора Ферринго. Не зная, что происходит, Греко подкрался поближе к повозке и увидел зловеще оскалившуюся вампиршу, готовую вонзить клыки в горло беззащитной Дорис. От отчаяния Греко сильно тряхнул свечу и активировал временную ловушку.
Разглядев мучительные корчи Лармики, Греко, ступавший сперва довольно боязливо, подошёл к коляске уже с гордо поднятой головой. Благовоние дымилось в его левой руке, правая же сжимала грубо заточенный деревянный кол — да так сильно, что пальцы побелели. Колья считались в полосе Фронтира делом совершенно обыденным, повседневным. Десятизарядный пистолет со снятым предохранителем висел у толстяка на поясе, к седлу привязанной за деревьями лошади была приторочена крупнокалиберная волновая винтовка, но это оружие годилось лишь для расправы с творениями аристократов, но не с ними самими. А любимая боевая форма Греко сейчас находилась в починке, как и большинство прочего снаряжения.
— Ох, — простонала очнувшаяся Дорис.
Извивающаяся Лармика, должно быть, задела недавнюю пленницу, перевернув её на другой бок. Какое-то время глаза Дорис оставались пустыми и бессмысленными, как вдруг они широко распахнулись — девушка заметила вампиршу. Затем взгляд Дорис упал на тело доктора Ферринго, распростёртое на земле возле повозки, потом на Греко…
— Док… но почему?.. И что тут делаешь ты?
— Вот вам и спасибо, — хмыкнул Греко, взбираясь на заднее сиденье двуколки. — Знаешь, я ехал за вами в темноте от самого города и не дал бледной сучке пустить тебе юшку — так, может, я заслужил немного благодарности?
— Доктора тоже ты убил?
Голос Дорис дрожал от горя и гнева.
— Шутишь? Его прикончила вампирская стерва, хотя этот её шаг слегка облегчил мне спасение твоей задницы.
Осторожно, чтобы не затушить крохотный огонёк, Греко свободной рукой перетащил Лармику на заднее сиденье. Обмякшее тело молодой леди в белом, не способной сейчас на какое-либо сопротивление, сползло на пол двуколки и скорчилось там. Лармика лежала неподвижно, как мёртвая, и, казалось, даже не дышала.
— Это дочь графа. Она и превратила дока в вампира, да?
— Нет, это был сам граф. Он, видишь ли, укусил старичка вчера ночью и использовал его, чтобы выманить тебя сюда.
Греко поспешно захлопнул рот, но было уже поздно.
Дорис уставилась на него. В глазах её полыхало пламя.
— И как же ты узнал обо всём этом, а? Ты знал, что на дока нападут, и даже не предупредил его, так? Грязный подонок! И ты ещё смеешь утверждать, что спас меня? Ты просто хотел провернуть свои делишки!
— Заткнись, ты! — Отвернувшись от обжигающего взгляда девушки, Греко почувствовал себя увереннее. — Как ты смеешь орать на меня после того, как я спас тебе жизнь? Ладно, потом разберёмся. Сейчас надо решить, что делать с ней.
— С ней? — Дорис нахмурилась.
— Ну да. Можно, например, убить её, а можно использовать в переговорах с графом, как дополнительный козырь в рукаве.
— Что?! Ты серьёзно?
— Как никогда. И не делай вид, что это тебя не касается. Я не для себя одного стараюсь.
Дорис в изумлении смотрела на опасного молодчика, делающего одно нелепое заявление за другим. Вдруг ноздри её дрогнули, уловив аромат благовонной временной ловушки.
А ведь если подумать, лунная ночь до странности напоминала безоблачный день. Кичливые слова Греко подтвердили подозрения девушки:
— Спасибо вон той свечечке. С помощью этого запашка аристократы превращают день в ночь — и наоборот. Пока свеча горит, вампирша не пошевелит и пальцем и никакой аристократ к нам не сунется, верно говорю. Убить сейчас гадину проще простого, но поскольку она дочка графа, как бы потом не пришлось расплачиваться. Так что пускай побудет заложницей, поторгуемся, ну а если всё пойдёт гладко, мы и самого графа прикончим.
— Ты… ты действительно можешь это сделать?
Губы Греко похотливо скривились при звуке жалобного голоса Дорис. Девушка тем временем опустила глаза, всматриваясь в мертвенно-бледное лицо Лармики — та была красива, выглядела не старше Дорис, и ей вдруг стало стыдно за то, что она пусть даже всего минуту серьёзно обдумывала предложение превратить молодую леди в предмет торговли.
— Аристократы там или ещё кто, но нет таких родителей, которые не любили бы своих дочерей. На этом-то мы его и поймаем. Скажем, что хотим обменять её на какое-нибудь сокровище. А когда он выйдет, весь из себя уверенный, тут мы — бац! — и зажжём свечечку, граф хлопнется в обморок, а мы вгоним ему в сердце вот этот самый кол. По слухам, тела знати превращаются в пыль и рассыпаются, но если кто-нибудь вроде моего отца или шерифа увидит это зрелище, они станут первоклассными свидетелями, когда я предоставлю отчёт Столице.
— Столице?
— Э, забудь, я ничего не говорил. — Греко пожалел о сказанном. — В любом случае если мы их убьём, то получим все аристократские штуки — богатство, оружие, всё-всё! К тому же окажем человечеству огромную услугу.