— Мы нашли еды, — говорил он и заглядывал каждой в глаза, словно боясь, что не поверят. — Долго ходили, нашли целого лося. Почти свежего. Кабачки большие выросли — их два мешка собрали. Так там и лежат, если еще не украли.
— А потом с трех сторон свист поднялся, — продолжал уцелевший добытчик. — Я гляжу — люди вокруг падают, и сам тоже лег. Мы все лежим на полянке, а в воздухе железные птички летают. Маленькие, жужжат... И много их, а кто из наших поднимется, того сразу насквозь пробивают. И летают: туда-сюда, туда-сюда... Твоего сразу проткнуло, твоего потом тоже, — он начал тыкать в женщин пальцем, перечисляя, кто не дождется своих мужчин и детей. — Крикунихи нет здесь? Скажите ей, что обоих мальчишек птицы проткнули.
— А моего?
— Твоего не видел. Он вроде сразу убежал, да так и пропал где-то. А мы с Колючим так и лежали два дня на земле, головы не поднимали. Ночью птички жужжать перестали, ну мы помаленьку поползли... Одноглаз тоже с нами полз, да куда-то делся по дороге. Может, придет еще...
Сквозь толпу пробрался староста.
— Где мешки? — воскликнул он, ухватив Землееда за одежду. — Где мясо? Далеко отсюда?
— Да нет, — пробормотал тот, чуть оробев от такого напора. — Меньше, чем полдня ходу. Да мы еще шли туда небыстро...
Староста оглядел собравшихся женщин, на его лице промелькнула досада.
— Надо отправляться туда, — сказал он. — И скорее, пока другие не подобрали.
— А пожалуй, могут и подобрать, — произнес Землеед. — Мы ничего не прятали. Как было — так и побросали.
Староста еще раз обвел глазами толпу, его взгляд задержался на мне. Но ненадолго. Ему и в голову не могло прийти предлагать вольному погонщику участвовать в собирательстве.
В стороне послышался шум. Между домов бежала стайка мальчишек, за ними чинно шествовали участники несостоявшейся экспедиции. Заметив обоих спасшихся, увидев их перепачканные, испуганные лица, они пришли в замешательство.
— Что, посланники? — спросил кто-то. Никто не ответил. Все было и так ясно. Крестьяне струхнули. Идти туда, где вот-вот снова могла появиться летящая смерть, они боялись. Староста, как я понял, не обладал такой властью, чтобы заставить их делать это.
— Я пойду, — медленно проговорил он. — Кто со мной? Ты хоть дорогу покажешь?
У Землееда на лице проступило замешательство. Страх останавливал, а желание принести в семью еды подгоняло. Ему, как участнику похода, полагалось чуть больше, чем другим.
— Покажу, — сказал он наконец. — Только поем — два дня ж не ели! А так, хоть сейчас пойдем.
— Ну, кто? — еще раз спросил староста. — Подходите!
Вышли четверо. Двое из них были женщины. Это меня вконец доконало.
Я пробрался к Больной Ноге, тронул ее за плечо.
— С Надежды глаз не спускай! — строго проговорил я.
— Что? — женщина удивленно захлопала глазами.
— Я ухожу с ними. Сиди в доме, смотри на мою женщину. Если что-то захочет — сразу ей дай. Она пьет снадобье из длинных бутылок, которые лежат с ней рядом. Все ясно?
— Ясно, — кивнула Больная Нога, проводив меня удивленным взглядом.
Я вышел из толпы, встал напротив старосты.
—Я иду.
Тот озадаченно взглянул на меня, не зная, как это понять. Зря старался — все равно бы не понял. Видел бы меня сейчас мой Директор, назвал бы мальчишкой. Ну и пусть. Мальчишкой быть куда лучше, чем стариком.
— Ты идешь туда с нами? — переспросил он, теребя коробочку с именем на поясе. — За едой, да?
— Иду, — кивнул я. — Именно за едой.
ЕДА
Мы торопились. Нас набралось пять человек, и мы растянулись по дороге на десяток метров. Женщины с нами не пошли. Впереди шагали я и Землеед. Последним ковылял староста. Он быстро натер себе ноги, и вообще мне показалось, что зря он собрался в этот поход. Но иного выхода не было. Старший по должности должен был показать пример.
Землеед, кажется, гордился, что идет рядом со мной. Он постоянно порывался завязать разговор, однако я отвечал коротко. Я смотрел на полудиких крестьян, как неопытный учитель смотрит на своих учеников, списывая все их мысли и чувства на особенности подросткового возраста.
Природа по краям дороги была однообразна, и казалось, будто мы идем по кругу. Смотреть было не на что — каменистая земля то горбилась, то опускалась впадинами и промоинами, щетинилась хлипкими деревцами и кустарниками.
Мы прошли, как мне показалось, километров пятнадцать, когда дорога начала забирать вверх. Показались верхушки сосен. Землеед, повертев головой по сторонам, сказал, что скоро придем.
Поднявшись на взгорье, мы сразу оказались на опушке соснового леса. Он выглядел чистым и тихим, стоять в его прохладе на мягкой почве было приятно. Откуда-то шел слабый запах дыма.
Последним подошел староста. Он сразу сел на поваленное дерево, разулся и, горестно вздыхая, осмотрел свои пострадавшие от похода ноги.
— Где-то здесь, — сообщил Землеед, вглядываясь в стену деревьев. — Кажется, мы пошли прямо, потом чуть забрали вправо...
Отдохнув, мы отправились дальше. Двигались медленно, не расходясь в стороны, молча, прислушиваясь к тишине. Все ждали появления посланников Прорвы.
— А что там? — спросил вдруг один из попутчиков, остановившись. — Ото, кажется, костер...
Мы все остановились. Впереди действительно шевелился ленивый огонь. Потом я услышал, как фыркнула лошадь.
— Вон лежит наш мешок, — очень тихо проговорил Землеед.
— Пошли, — скомандовал я.
Мы вдвоем двинулись вперед осторожными шагами, стараясь не создавать шума. Я услышал, как за спиной зашуршала хвоя — остальные медленно потянулись следом.
Через секунду я увидел лошадь, впряженную в повозку. Чуть дальше стояла еще одна упряжка. Над костром жарилось несколько кусков мяса, насаженных на почерневший кол. И вдруг из-за деревьев вышел человек.
Он остановился да так и замер, растопырив пустые руки. Потом появился второй и тоже встал, озадаченно глядя на нас. Я заметил, что на ремне у него болтается ножичек — чуть поменьше моего тесака.
— Э-эй! — жалобно произнес Землеед. — Это наше мясо. Здесь все наше!
На голос из-за деревьев показались остальные. Я насчитал шестерых. Они стояли перед нами — шестеро вооруженных людей, одетых кто во что горазд.
Трудно было понять, кто они. Либо разбойники, либо погонщики, а может, и кто-то еще. Мало ли разного люда бродит по дорогам.
— Что вы там говорите? — произнес один, скорчив брезгливую физиономию. — Какое еще мясо?
Мне показалось, это был главный. Он единственный держался уверенно и не выказывал удивления. Почему-то у него не было никакого оружия — ни тесака, ни дротика. На поясе висел только блестящий предмет, похожий на фонарик.